Интересные снимки известных людей 17.12.24

«Первую главную роль Марк Анатольевич Захаров дал мне в спектакле «Мои Надежды». Был очередной праздник советской власти, и Михаил Шатров написал пьесу «Мои Надежды» — про ткачих. Типичная производственная пьеса. А Захаров очень талантливо делал из таких средних пьес настоящие яркие спектакли, и они получались не такими ужасными, как могли бы быть в других руках. Я подумала тогда, что теперь у меня будут главные роли, но нет, не тут-то было.

В «Жестоких играх» потом был опять эпизод, как бы яркая краска в моем лице. Потом уже спектакль «Женитьба». И вдруг Инна Михайловна захотела играть мою роль Феклы в этом спектакле. Меня это, правда, не сильно ранило, мне просто очень нравилось выходить и играть. Я была молода и всему радовалась — и в массовке стоять, и ситуации, и коллективу, любовалась, как играют Евгений Павлович и Инна Михайловна. И конечно, все это была школа. Компания у нас в «Ленкоме» была прекрасная — Абдулов, Проскурин, Янковский. Сейчас молодежь непьющая, они все больше в фитнесы ходят. А мы после спектакля обязательно собирались, обсуждали, выпивали, конечно, но не в ущерб работе, все было весело и интересно.

В тот период я подружилась с Татьяной Ивановной Пельтцер, она тоже тогда пришла в театр. Конечно, я с пиететом к ней относилась, вдыхала воздух, которым она дышала. В пьесе Шатрова у нас обеих была первая работа. В день ее рождения Шатров купил торт и буквально заставил меня поехать к ней домой, поздравить, хотя по телефону я это уже сделала, а лично стеснялась. Она же глыба! А я девочка из Донецка. И я заехала к ней благодаря Михаилу Филипповичу и вышла через три дня... Ей было одиноко в театре, мне тоже. Я же только от маминой юбки, а тут на меня обрушилась избыточная свобода, так вот она начала курировать меня: где была? что делала? Я ей вместо дочки была. Однажды она пригласила меня вместе встречать Новый год у нее дома. Встретили, а потом она пошла к Ольге Аросевой в картишки поиграть, а меня дома оставила. Потому что я так и не научилась играть в преферанс, а у них с Аросевой это было любимое занятие. Кстати, с Ольгой Александровной Аросевой мы потом тоже сблизились, она очень нежно ко мне относилась.

Так вот, она ушла, а я сижу, смотрю телевизор. А там мой любимый фильм «Тот самый Мюнхгаузен» с моим любимым артистом Олегом Янковским. И так мне захотелось выпить шампанского! А Татьяна Ивановна любила пить водочку с лимончиком, поэтому шампанского у нее в доме было море. Взяла я бутылочку, открыла ее, пробка бухнула и куда-то улетела. Поискала ее, но не нашла. Выпила бутылку и спокойненько уснула. Просыпаюсь, вижу — надо мной стоит Татьяна Ивановна и держит эту пробку! Оказывается, улетела она прямо к двери и Пельтцер наступила на нее, как только вошла в квартиру. Хорошо, не упала. Я кинулась извиняться, но Татьяна Ивановна только рассмеялась и сказала: «Молодец! Так держать!» Она была остра на язык, я ее за это даже побаивалась. Но этим конфузом я еще больше ее к себе расположила. С ней общаться было приятно и очень поучительно, обогащало меня как личность».

Татьяна Кравченко

Размещено через приложение ЯПлакалъ

Леонид Гайдай перед съемками комедии "Иван Васильевич меняет профессию" обратился в конструкторское бюро с заданием разработать макет Машины Времени для фильма. Целых полгода специалисты бюро колдовало над "изобретением" и разродилось проектом чуть ли не настоящего космического корабля.
Главный герой картины - одиночка-изобретатель Шурик - даже в самых смелых своих мечтах не смог бы приблизиться к такому техническому совершенству. Требовалось принципиально новое решение.
Сроки уже поджимали, съемки подходили к концу, а в то же самое время режиссёр никак не мог "отправить" одного Ивана Васильевича в прошлое, а другого в наше время. И тут Гайдаю посоветовали: "Есть на Мосфильме такой специалист по фамилии Почечуев". В ту пору он работал художником-скульптором в "Руслане и Людмиле", и молва о нем шла по "Мосфильму" как о мастере на все руки: и лес сказочный сотворит, и чертоги Черномора.
Переговоры велись на равных. Гайдай был на мели из-за дефицита времени. Почечуев – из-за дефицита денег. И уже через два дня перед отчаявшимся режиссером лег новый проект.
Вячеслав принес большой лист ватмана, на котором углем было изображено НЕЧТО: трубки, колбы, шарики, пружины, змейки. И — провода! Сплошная абстракция и невиданное нахальство. Съёмочная группа онемела. Съемки явно срывались… Но Почечуев был красноречив, артистичен и убедителен (ему надо было кормить семью). И Гайдай сдался, другого "изобретателя" искать не стал.
В кратчайшие сроки, всеми правдами и неправдами, но Машина была собрана. В помощники Почечуеву пристегнули двух слесарей. Вытащили со склада какие-то штуковины, оставшиеся после "Соляриса" Тарковского. Съездили в город Клин на стекольный завод, разместили заказ (который по слухам чуть ли не на следующий день изготовил за пару бутылок водки дядя Вася из продувного цеха). Накупили мигалок, вспышек, реактивов, посуды для химических реактивных опытов, и Машина предстала в павильоне во всей красе.
Как только она заработала, с первого запуска, она влюбила в себя всю съёмочную группу. Что-то в ней таинственно ворчало, сверкало и булькало, и колыхалось. Фильм был спасён.
В результате сам скульптор получил премию от "Мосфильма" сорок рублей и справку из бухгалтерии: "Деньги выданы за изобретение машины времени" - причем, без всяких кавычек.

На фото Вячеслав Почечуев со своим изобретением, 1972 год

Размещено через приложение ЯПлакалъ

«И после того, как не понял сложного, начинаешь открывать простые вещи: что спать на воздухе лучше. Что жить среди зелени лучше. Что надо поднять упавшего. Что надо впустить в дом переночевать. Что надо угостить каждого, кто вошел. Что надо принести, если попросят. Что надо заплатить первым. Что надо сварить бульон для больного, даже чужого. Что надо не раздражаться на раздражение. Землю надо любить. Воду надо любить. Чистый воздух надо любить. Бросить лишнее. Выбросить хлам. Остаться с одной женщиной. Смеяться, если смешно, громко. Плакать, если больно, тихо. Оскорбить может только плохой человек, хороший уйдет от твоей обиды. Надо восстановить свой род и посмотреть, кто там был, чтобы знать откуда ты».

Михаил Жванецкий

Размещено через приложение ЯПлакалъ

«Каждый актёр, по крайней мере мне известный, постоянно ждёт точной оценки своей работы. Не похвалы (хотя и похвалы тоже), а той ответной реакции, по которой бы он мог убедиться, что понят... Не образ, который ты пытался сыграть, создать, а именно ты...

Я хватаюсь за каждое слово обо мне: иногда начинаешь слишком острить и горевать на боль и оскорбления, поэтому от хорошего закрываешься, переходишь в глухую защиту и долгие дни перекатываешь каждое слово, как горячие угли, из ладошки в ладошку, пока не остынут, пока не привыкнешь. А иногда хочешь зацепиться за эти слова и не можешь, как будто о другом говорят».

Виталий Соломин

Размещено через приложение ЯПлакалъ

«Я родился в 1908 году 30 ноября по старому стилю в городе Ростове-на-Дону, а помню себя уже в Кисловодске, куда, по совету врачей, отец перевез мою мать: у нее развивался процесс в легких. В Кисловодске мы и прожили восемь лет, вплоть до маминой смерти, после чего отец перевелся на работу в Москву. Таким образом я стал москвичом с 1916 года.

Мне рассказывали, что у моей колыбели сходились две бабки — Жозефина Феликсовна, мать отца, и Александра Лукинична — мамина мать, и начиналась тихая битва. Одна следила, чтобы дитя не усвоило ничего из хохлацкой речи, другая, наоборот, охраняла слух ребенка от всяческих полонизмов. Успеха добились обе: когда я вырос, выяснилось, что я не знаю ни одного языка, кроме русского.

Вероисповедания я был православного, так как в то время оно давалось ребенку по вере матери. К матери я был очень привязан, нежно любил ее, но на моей памяти она все время похварывала. В 1916 году, когда мне было восемь лет, она скончалась. Через год после ее смерти отец женился на Анне Николаевне Воликовской, уже имевшей от первого брака сына, который был на два года старше меня.

Таким образом у меня появился сводный брат. Но я не помню, чтобы материнская нежность Анны Николаевны в большей мере перепадала ее сыну; скорее, наоборот. Я очень скоро стал называть ее мамой, оценил ее привязанность к моему отцу, мы вместе прожили долгую жизнь. И я никогда не чувствовал себя сиротой.

Вспоминая свое раннее детство, я не нахожу в нем ничего, что бы намекало на мою будущую профессию. Я учился в средней школе, которая называлась «Девятая школа МОНО им. Томаса Эдисона». Почему именно Эдисона, так и не выяснилось за все время моего обучения. Это было великолепное помещение бывшей Медведниковской гимназии, с большим актовым залом и настолько прилично оборудованной сценой, что к нам приезжали играть спектакли Вторая и Четвертая студии МХАТа. Естественно, что в школе возник драмкружок.

Вот с него, как водится, все и началось. Для режиссуры был приглашен Владимир Федорович Лебедев, популярнейший в те годы артист Малого театра. Он решил поставить водевиль «Помолвка в Галерной гавани». Мне, пятнадцатилетнему, досталась роль семидесятилетнего генерала, которого ждут на свадьбе. Я был тогда очень тощим, но почти такой же длины, как сейчас. Видимо, Лебедев прикинул, что моя длина при соответствующей костюмировке даст солидную фигуру, а пока он начал меня учить «с голоса». Я должен был хрипеть, надсадно кашлять, тяжело дышать.

Я с наслаждением, как собака, повторял за Лебедевым все эти хрипы и кашли, и первая фраза роли, которую я запомнил на всю жизнь, могла быть записана так: «Однако, брат Солонкин, кхи… к тебе чертовская даль, кха… кха… Насилу дошел! У… а кха…!». Подошла генеральная. Мою тощую фигуру запихнули в ватную толщинку с большим брюхом и слоновыми ногами. На голове у меня был лысый парик. Нос, облепленный гуммозом, висел как спелая слива. Мои юные зубы обмазали лаком, а по лаку — черным гримом, обозначавшим отсутствие ряда зубов. И наконец, стали натягивать на меня генеральский мундир. И вот наступил ответственнейший момент: я как зачарованный глядел в большое зеркало, где отражались уже не мои, а чьи-то фигура и лицо, ничем не напоминавшие мои. И вместе с тем это же был я! Я думал, глядя в зеркало: как все это интересно! Значит, может быть так: я, Плят, плюс еще кто-то — и получается образ. Сколько же можно создать разных людей!

Вот в этот момент густая капля яда вошла в меня — совершилось отравление театром! На этой генеральной я окончательно и бесповоротно решил стать актером».

13 декабря, исполняется 116 лет со дня рождения артиста невероятного таланта и обаяния, Ростислава Яновича Плятта.
⠀

Размещено через приложение ЯПлакалъ

«Всегда завидовала таланту: началось это с детства. Приходил в гости к старшей сестре гимназист, читал ей стихи, флиртовал, читал наизусть. Чтение повергало меня в трепет. Гимназист вращал глазами, взвизгивал, рычал тигром, топал ногами, рвал на себе волосы, ломая руки. Стихи назывались «Белое покрывало». Кончалось чтение словами: «…так могла солгать лишь мать». Гимназист зарыдал, я была в экстазе. Подруга сестры читала стихи: «Увидев почерк мой, Вы, верно, удивитесь, я не писала Вам давно и думаю, Вам это все равно». Подруга сестры тоже и рыдала, и хохотала. И опять мой восторг, и зависть, и горе: почему у меня ничего не выходило, когда я пыталась им подражать? Значит, я не могу стать актрисой? Теперь, к концу моей жизни, я не выношу актеров-«игральщиков». Не выношу органически, до физического отвращения: меня тошнит от партнера, «играющего роль», а не живущего тем, что ему надлежит делать в силу обстоятельств. Сейчас мучаюсь от партнера, который «представляет» всегда одинаково, как запись на пластинке. Если актер импровизирует — ремесло, мерзкое ремесло!»

Фаина Раневская

Размещено через приложение ЯПлакалъ

«В ноябре 1977 года перед своим пятидесятилетием мне позвонил Эль­дар Рязанов с предложением выступить у него на юбилее. С тех пор мы стали тесно общаться. Однажды он пригласил меня, чтобы показать сценарий. Там среди прочих был персонаж по фамилии Хазанов. Эльдар Александрович объяснил, что они с Эмилем Брагинским эту роль писали специально для меня, поэтому не стали тратить время на поиски другой фамилии.

До сих пор не могу себе ответить, почему я отказался сниматься в этой картине. Тот редкий случай, когда интуиция меня подвела. Сценарий назывался «Гараж».

Рязанов, когда услышал мой отказ, был, конечно, в шоке. И эта «моя» роль досталась Брониславу Брондукову.

Но я предложил Эльдару Александровичу интересный вариант финала для его фильма: пайщикам неожиданно сообщают, что никакого гаража не будет, а на этом месте раскинется профсоюзное кладбище, и нужно срочно подавать документы, чтобы встать «на очередь»…

Мой отказ Эльдар Александрович, конечно, запомнил, и на протяжении последующих лет предложений на съемки от него не поступало, хотя мы продолжали по-дружески общаться.

Но в 1999 году он мне позвонил со словами: «Слушай, это, наверное, мое последнее кино. Ты не можешь мне отказать…» Эту его «феньку» я знал — подобными словами Рязанов начинал работу над каждой своей картиной последних десятилетий.
Но отказываться я не стал. Сценарий назывался «Тихие омуты». Я сыграл персонажа по имени Павлик. Правда, от моей роли мало что в фильме осталось — Рязанов ее сильно порезал при монтаже».

Геннадий Хазанов

Размещено через приложение ЯПлакалъ

В земные страсти вовлеченный,
я знаю, что из тьмы на свет
придет однажды ангел черный
и крикнет, что спасенья нет.

Но, простодушный и несмелый,
прекрасный, как Благая Весть,
идущий следом ангел белый
прошепчет, что надежда есть.

Булат Окуджава

Размещено через приложение ЯПлакалъ

идиот, фамилия артиста СмОктуновский, ты даже переписать правильно не смог

Стравинский и котики!

К теме кошек в музыке Игорь Федорович обратился в 1916 году. Так появились "Кошачьи колыбельные" - вокальный цикл для меццо-сопрано, трёх кларнетов и фортепиано. Это не просто сказочная красочная зарисовка русской жизни. Кошачьи колыбельные - несомненные картины древних русских традиций, когда в колыбель сначала клали кота, который, как верили, мог отогнать злых духов, - а потом уже малыша. В произведении четыре зарисовки: "Спи, кот", " Кот на печке", "Баю- бай", "У кота, кота".

Если вам ночью не спится - запишите на смартфон "Кошачьи колыбельные" и послушайте. Они вас убаюкают.
Последним произведением Стравинского стала забавная история "Совёнка и кошечки". Этот опус написан композитором в 1966 году. Текст Эдварда Лира (английский поэт и художник XlX в., основоположник " поэзии бессмыслицы"). Существует русский перевод С.Я. Маршака, который начинается примерно так : Кот и Сова - молодая вдова, отправились по морю в шлюпке путешествовать. "Ах милый мой Кот, ты хорош и пригож, давай обручимся - нигде не найдешь такой восхитительной пары и т.д." При желании это стихотворение можно найти и прочитать. И, конечно же, "отправиться в путешествие" с необыкновенно многогранной и неотразимой музыкой Игоря Федоровича, которую он посвятил своей второй жене Вере - Вере Артуровне Стравинской.

Ну и нельзя упускать, что у Стравинского в то время, когда он жил в Голливуде, было три кота: Панчо, Василий Васильевич и Челеста. Самым любимым был кот Васька, очень избалованный. Когда Стравинские взяли ещё одного кота, Васька так расстроился, что заболел и Стравинские в конце-концов вынуждены были (о, ужас!) высадить второго кота в шестнадцати километрах от дома, привязав ему на шею записочку, в которой говорилось, что кота можно подобрать. Однако умный кот нашел дорогу обратно и прижился в семье....
Вот такая история…

Размещено через приложение ЯПлакалъ

«Гастролируя в одной из зарубежных стран, мы попали на прием в советское посольство. После приема посол, взяв меня под руку, привел к себе в кабинет. «Сейчас что-то покажу, – сказал он, открыл сейф и вытащил оттуда коробку с пленкой: – Это ваш «Пес Барбос». Держу его в сейфе, чтобы подольше сохранился. По праздникам смотрим его всем посольством. А главное – показываем иностранцам перед началом деловых переговоров. Они хохочут, и после этого с ними легче договориться».

Юрий Никулин

Размещено через приложение ЯПлакалъ

В 70-е годы все артисты такие молодые и красивые и живые...

Три ситха? Двое их всегда было - учитель и ученик.

Ну, пока их не вырезали, конечно, и после появления этого правила.