«Форпост» на орбите

момент срабатывания двигателей мягкой посадки находился под углом к поверхности, поэтому упал ребром, подпрыгнул, пролетел три метра, ударился, отскочил и упал опять. Виталий Жолобов рассказывал:

«Ощущение было такое, словно мы со всего размаху хлопнулись задом на твёрдый грунт. У командира лопнул шнур от шлемофона, а от бортового журнала, который я держал, в руках осталось несколько страниц».

Космонавты возвратились домой, не долетав 11 суток до конца 60-суточного срока экспедиции.

Причиной плохого самочувствия Жолобова называли отравление токсичными веществами, выделявшимися в атмосферу «Алмаза» внутренней обшивкой и фотопроявочной машиной.

Однако медицинская комиссия тщательно обследовала космонавтов и пришла к выводу, что синдром, наблюдавшийся в полёте, стал результатом психологической перегрузки, нарушения режима тренировок и недостаточной поддержки с Земли.

Чтобы расставить точки над i, специалисты решили провести прямые исследования состава атмосферы на станции, которые включили в программу полёта, снабдив экипаж специальной химической лабораторией.

При обнаружении токсичных веществ в воздухе космонавты должны были воспользоваться противогазами. Кроме того, им предстояло провести сложный технический эксперимент: вручную разгерметизировать «Алмаз» и проверить систему аварийного наддува, заменив атмосферу станции.

Падение на озеро

14 октября 1976 года стартовал корабль «Союз-23», на борту которого находился экипаж в составе командира подполковника Вячеслава Зудова и подполковника-инженера Валерия Рождественского.

Как вскоре выяснилось, выполнить программу полёта этому экипажу было не суждено. 15 октября на этапе дальнего сближения с «Алмазом-3» в зоне гашения боковой скорости проявились большие колебания сигнала радиотехнической системы сближения и стыковки «Игла».

Ракета-носитель с космическим кораблём «Союз-23» на стартовом комплексе Байконура.

Стремясь погасить мнимые отклонения «Союза» от штатной траектории, система управления включала и выключала двигатели причаливания и ориентации корабля, что ещё больше увеличивало отклонения.

Космонавты не сумели адекватно оценить ситуацию и не отреагировали на колебания корабля вокруг продольной оси и сверхнормативный расход рабочего тела. Проблему заметила наземная группа управления, однако расстояние до «Алмаза» не позволяло перейти на ручное сближение, тем более что колебания параметров «Иглы» могли повлечь за собой ошибочные действия экипажа.

Группа приняла трудное решение — отказаться от стыковки. Экипажу дали команду на ручное управление не переходить, а возвращаться на Землю.

Экипаж корабля «Союз-23»: Вячеслав Зудов и Валерий Рождественский.

Впрочем, испытания, выпавшие на долю космонавтов «Союза-23», на этом не закончились. Садиться им пришлось глубокой ночью при снежном буране. Зудов вспоминал:

«Нам дана команда на посадку. До чего же было обидно, столько лет подготовки! И мы ещё тогда не знали, что это наш первый и последний полёт в космос. А дальше события развивались, как в детективе.

Это в середине-то октября: мороз за минус двадцать градусов, пурга. В иллюминаторы ничего не видно. Шлепок, не похожий на удар о землю. Не можем понять, почему нас болтает, может, мы где-то в море? Это мы только позже поняли, что приводнились на довольно большое озеро Тенгиз.

Отстреливается основной парашют, и следом за ним — рывок… и выходит запасной парашют и переворачивает спускаемый аппарат «с ног на голову», и мы оказываемся в этом шарике вниз головой.

С трудом, с помощью друг друга нам удаётся стянуть с себя скафандры… Мы ждём спасателей, ещё не зная, где мы приводнились, так как все системы связи под водой. Но и спасатели не знают, где мы и что с нами, так как посадка нештатная, пурга, темно. Вертолёты в такую погоду не поднимаются, а вездеходы не знают, где нас искать.

Постепенно наше жилище охлаждалось как снаружи, так и изнутри. Всё стало покрываться изморозью, а на нас были только спортивные шерстяные костюмы и шерстяные шапочки. Сколько ещё нам предстоит находиться в таком положении, мы не знали. Да и система регенерации не беспредельна. Стали в целях экономии её отключать, голову в иней — и хоть недолго, но не дышали.

Буря утихла к утру. Поисковики определили место нашего нахождения, да и мы уже знали, что приводнились в озеро».

Извлечение спускаемого аппарата корабля «Союз-23» из озера Тенгиз.

Главное проблемой было то, что озеро Тенгиз в Казахстане отличается высокой солёностью, поэтому практически не замерзает даже при сильном морозе, покрываясь шугой — в таких условиях эвакуировать спускаемый аппарат можно было только вертолётом.

Когда над озером появились первые проблески зари, к спускаемому аппарату были доставлены аквалангисты. С космонавтами наладили связь. Спускаемый аппарат оказался на две трети погружён в воду. После нескольких безуспешных попыток аквалангистам удалось прицепить трос, но грузоподъёмность вертолёта Ми-8 не позволяла поднять его в воздух. Зудов рассказывал:

«После 11 часов пребывания в спускаемом аппарате нас подцепили тросом к вертолёту и потащили волоком по воде и трясине к берегу. <…> Вот это, по-моему, один из самых незабываемых эпизодов моей космической жизни.

Но самое примечательное в том, что в отряде был единственный моряк-водолаз — Рождественский. И нас именно с ним угораздило приводниться. Это пока что единственный случай в истории отечественной космонавтики».

​Космонавты Вячеслав Зудов и Валерий Рождественский в вертолёте по дороге домой. Фото из личного архива В. Рождественского.

К сожалению, посадка в столь экстремальных условиях имела и трагические последствия: курировавший операцию спасения подполковник КГБ Юрий Дерябин отдал свой полушубок одному из космонавтов, сильно простудился и через некоторое время умер.

Разбор ситуации выявил ряд серьёзных недостатков в организации службы поиска и спасения. Вылет группы задержался. На некоторых вертолётах отсутствовали плавсредства, поскольку никто не подумал, что придётся работать на воде.

По итогам был подготовлен доклад с перечислением всех недостатков, выявленных в ходе операции на озере Тенгиз. На его основе в Центре подготовки космонавтов решили создать новую службу — «Самостоятельное отделение испытаний средств аварийного спасения, приземления, эвакуации и подготовки космонавтов к действиям после вынужденной посадки в экстремальных условиях различных климатогеографических зон».

Новые приключения

После фиаско «Союза-23» программу второй экспедиции поручили выполнять дублёрам — полковнику Виктору Горбатко и подполковнику-инженеру Юрию Глазкову. В свою очередь, их дублёрами были назначены Анатолий Березовой и Михаил Лисун.

Новая экспедиция должна была продолжаться 16,5 суток, а её программа, помимо изучения атмосферы станции и эксперимента по наддуву и работы с разведывательной фотоаппаратурой, включала некоторые ремонтные операции.

​Ракета-носитель с космическим кораблём «Союз-24» на стартовом комплексе Байконура.

Экипаж космического корабля «Союз-24» на тренировке: Юрий Глазков и Виктор Горбатко.

7 февраля 1977 года корабль «Союз-24» вышел на заданную орбиту и устремился к станции «Алмаз-3». Виктор Горбатко вспоминал:

«Обстановка была довольно сложная и нервная. Стыковка была сложной. Стыковались мы ночью и забыли снять фильтры с наших прожекторов. Второе — прибор, помогавший нам определять боковые скорости, которые мы должны были погасить до нуля и оставить только скорость сближения, начал некорректно работать.

Мы пошли на сближение. На расстоянии 300 метров я перешёл на ручное управление и пошёл на стыковку. Смотрю — прибор показывает одно, а визуально станция отворачивается в другую сторону.

И что делать, чему верить? Было принято решение — зависнуть на 70 метрах, выключить приборы и идти на стыковку с визуальным контролем. Напряжение огромное. Мне показалось, что я как на 70 метрах вдохнул, так, пока не состыковался, не выдыхал. Потом мне сказали: «Ты так выдохнул, что вся Земля слышала…»

Радость, конечно, была большая. Состыковались, выровняли давление, но люки открывать нам запретили. Мы «ушли» на глухие витки и до утра оставались в корабле».

На следующий день космонавты надели противогазы и открыли люк. Первым в темноту «Алмаза» устремился Глазков; там с помощью специального насоса и индикаторных трубок он провёл анализ атмосферы.

В то же время Горбатко снял противогаз, сунулся в отверстие люка и принюхался. Никакого неприятного запаха он не заметил, о чём сообщил на Землю. Станция была реабилитирована.

Экипаж «Союза-24» в корабле на орбите.

Менять атмосферу в таком случае не было особой необходимости, но, раз уж аппаратура для наддува «Алмаза» сжатым воздухом при разгерметизации (например, в случае гипотетической атаки со стороны «вероятного противника») была сконструирована и доставлена, следовало её испытать.

21 февраля Горбатко занял место за главным пультом, а Глазков со специального пульта управления наддувом открыл клапаны. Воздух со свистом начал покидать станцию. Позднее Горбатко рассказывал:

«Когда открыли клапаны сброса воздуха и клапан для наполнения атмосферы, поднялся страшный гул. Было такое впечатление, что станция разорвётся. Звуковой эффект был таким, как будто находишься внутри катящейся металлической бочки».

Эксперимент продолжался несколько минут, в течение которых на станции поддерживалось определённое давление: согласно сделанным расчётам, этого времени должно было хватить экипажу для эвакуации в «Союз».

Оба космонавта контролировали процесс замены атмосферы и были готовы вмешаться в случае отказа автоматики. Примечательно, что экипаж проводил столь опасный эксперимент без скафандров!

Экипаж космического корабля «Союз-24» на борту станции «Алмаз-3» («Салют-5»).

Другой необычный случай произошёл через несколько дней после эксперимента по замене атмосферы. Горбатко вспоминал:


«Я работал впереди станции, Глазков что-то делал сзади. Вдруг раздался мощный удар по станции. Как будто о металлическую бочку камнем ударили. Я моментально пошёл на главный пост управления для контроля давления на предмет разгерметизации, а Юра подплыл туда, к пульту управления, и приготовился открыть краны и наполнить станцию воздухом.

Я всё осмотрел и проверил, давление было в норме. Мы поняли, что это был маленький метеорит. Но удар был очень сильный. На Земле мы рассказали об этом только Владимиру Николаевичу Челомею. В то время это было строго засекречено, и мы даже на Госкомиссии об этом не сказали…»

Выполнение программы полёта шло своим чередом. Экипаж снимал фотокомплексом «Агат» объекты на территории СССР и других стран, проявлял фотопленки, сканировал нужные кадры и передавал их по радиоканалу на Землю. С помощью 80-кратного телескопа космонавты наблюдали аэродромы, определяя даже типы отдельных самолётов.

Как и в предыдущих экспедициях на «Алмазы», режим сна и бодрствования оказался скомкан: космонавтам приходилось просыпаться, когда станция пролетала над объектом, снимать его, а потом вновь попытаться уснуть — и так несколько раз за ночь в течение многих дней. Отснятые фотоплёнки складывали в возвращаемую капсулу. Перед завершением экспедиции экипаж начал готовить её к спуску на Землю.

24 февраля 1977 года космонавты надели скафандры, заняли места в спускаемом аппарате «Союза-24», задраили люки, стравили давление между стыковочными узлами и приготовились к расстыковке. И тут из ЦУПа поступила команда вернуться на станцию.

Почему продлили полёт, экипажу не сказали, и только на Земле космонавты узнали, что спуск был перенесён из-за плохой погоды — очевидно, прошлые инциденты научили командование более трепетно относиться к метеоусловиям.

На следующий день, 25 февраля, наконец-то поступил приказ возвращаться. Космонавтов предупредили, что в расчётном районе посадки дует сильный ветер, поэтому Горбатко предусмотрительно нажал кнопку отстрела парашюта в момент срабатывания двигателей мягкой посадки.

И всё-таки спускаемый аппарат несколько раз подпрыгнул, прежде чем лечь набок в неглубоком снегу. Космонавты некоторое время ждали появления спасателей, но не было слышно ни голосов, ни шума вертолётных двигателей.

По системам связи экипаж «Союза-24» безуспешно пытался вызвать поисковиков. Висеть в ремнях кресел было невмоготу, поэтому космонавты решили взять инициативу в свои руки. Освободившись от ремней, Глазков буквально вывалился из ложемента и упал на командира. Потом он открыл люк и выбрался наружу.

​Экипаж космического корабля «Союз-24» в группе встречающих на аэродроме Байконура после возвращения с места приземления, 25 февраля 1977 года.

Спасатели задерживались, и, ожидая их, космонавты изрядно продрогли. Стали готовиться к «выживанию» — доставать и распаковывать блоки носимого аварийного запаса, радиосигнальные и светосигнальные средства; отстегнули укладки с полётными и теплозащитными костюмами.

Только через час к спускаемому аппарату подъехала «Голубая птица» — поисково-эвакуационная машина высокой проходимости. Спасатели на руках донесли космонавтов до её тёплого салона.

26 февраля от «Алмаза-3» отделилась возвращаемая капсула, которая доставила на Землю отснятые фотоплёнки. Станция продолжила полёт в автоматическом режиме.

С марта по программе третьей и последней экспедиции продолжили подготовку два сформированных экипажа. Она намечалась на второй или третий кварталы 1977 года, но возникла проблема с «Союзом».

Получилось, что из-за отказа «Иглы» на «Союзе-23» все три корабля, изготовленные для запланированных экспедиций, были использованы. Дополнительно заказали ещё один корабль, но его изготовление отняло много времени (он отправился на орбиту лишь в июне 1978 года под названием «Союз-30» и состыковался с «Салютом-6»).

5 марта и 15 апреля были проведены коррекции орбиты «Алмаза», позволявшие ему принять новую экспедицию. Но в июне стало ясно, что на поддержание нужной высоты до возможной даты запуска нового «Союза» потребуется практически всё топливо станции — она может стать неуправляемой во время стыковки или в ходе совместного полёта, а это лишает экспедицию смысла. В конце концов было принято решение о прекращении эксплуатации «Алмаза-3». 8 августа 1977 года, после 412 суток орбитального полёта, станцию затопили в Тихом океане.

Непревзойдённый «Алмаз»

Проблемы эксплуатации станций «Алмаз» наглядно показали: пилотируемый вариант никаких значительных преимуществ по сравнению с разведывательными спутниками не даёт — наоборот, приходится прикладывать множество усилий для поддержания жизни и безопасности экипажа. Однако отказываться от мощного технического задела военные пока не собирались.

В Центральном конструкторском бюро машиностроения (ЦКБМ), как с 1966 года стало называться бюро Владимира Челомея, появился проект орбитальной станции в беспилотном варианте, получивший название «Алмаз-Т».

За счёт отказа от систем, связанных с жизнеобеспечением космонавтов, удалось разместить более мощный комплекс аппаратуры для дистанционного исследования Земли, в том числе уникальный радиолокатор бокового обзора с высоким разрешением.

Такая станция могла находиться на орбите долгие годы, а для увеличения срока эксплуатации предполагалось периодически направлять к ней космонавтов для ремонта и профилактики бортовой аппаратуры.

В ЦКБМ были заложены сразу три беспилотных «Алмаза», и у каждой из них оказалась своя судьба. Первая станция «Алмаз-Т», подготовленная к старту в 1981 году, несколько лет пролежала в одном из цехов Монтажно-испытательного корпуса космодрома Байконур. 29 ноября 1986 года была предпринята попытка её запуска, оказавшаяся неудачной из-за аварии ракеты-носителя «Протон».

18 июля 1987 года состоялся успешный запуск второй станции «Алмаз-Т», которая в открытой печати получила официальное название «Космос-1870». При её полете были получены высококачественные радиолокационные изображения земной поверхности, которые использовались в интересах Минобороны и народного хозяйства.

Автоматическая орбитальная станция «Алмаз-Т» в экспозиции павильона «Космос» ВДНХ. Фото Л. Кузнецова.

Наконец 31 марта 1991 года модифицированный автоматический вариант станции со значительно улучшенными характеристиками бортовой аппаратуры был выведен на орбиту под своим настоящим именем — «Алмаз-1».

Технологический уровень, достигнутый на тот момент советской военной космонавтикой, никому не удалось превзойти до сих пор. Хотя «Алмаз-1» не был принят заказчиками в эксплуатацию, специалисты сумели провести на нём целую серию экспериментов. К примеру, были осуществлены съёмки в интересах десяти исследовательских программ по экологическому мониторингу, геологической разведке, картографированию, океанологии и т. п.

Информация, полученная с «Алмаза-1», остаётся уникальной — по сей день на постсоветском пространстве не нашлось средств на создание космического аппарата с радиолокатором высокого разрешения.

P.S. Вот такие вот галоши/калоши делали...

Всё, спасибо за внимание!

У меня в детстве во такой Союз был для склейки.
Завод Огонек.

С удовольствием прочёл. Спасибо, ТС.

Союз в сборе.