Период распада

А дальше тебе готовят рехволюцию и возврат в 90-е...... Ходорковский в Швейцарии считает,что именно так должно выглядеть твоё будущее...

— Взрыв в вашем офисе в гостинице «Интурист» на Тверской тоже каким-то боком связан с Квантришвили?

— Нет, тут другая история. К ней причастен Басаев, занимавший после первой войны высокие посты в правительстве Аслана Масхадова. Сначала Шамиль через адъютанта передал мне письмо с угрозами. Мол, пока ты, Кобзон, пил вино с красными чеченцами, мы проливали кровь за свободу Ичкерии, и теперь пришла пора за все ответить. Если не струсишь, приезжай в Чечню, поговорим. Внизу стояла подпись: бригадный генерал Басаев.

Помню, я сильно удивился, прочитав записку. Что за красные чеченцы? А какие есть еще? Зеленые? Серо-буро-малиновые? Послал я гонца куда подальше, а сам полетел за советом к Аушеву в Назрань. Руслан категорически возражал против моего визита в Грозный. Но я объяснил: если не приеду, Шамиль решит, будто испугал меня. Словом, поехал к Басаеву. Разговор получился острым, нервным и продолжался часа три. Я тогда занимался благотворительной программой «Фронтовые дети Чечни». Шамиль обвинял нас в том, будто проматываем средства, собранные для малолетних инвалидов и сирот. Я показал финансовые отчеты, фотографии детей, которым оказали конкретную помощь. Басаев горячился, говоря, что этого мало и Ичкерии нужно много денег. Дескать, необходимо самим распоряжаться нефтью, добываемой в республике, открывать заправочные станции по всей России…

Я сказал Басаеву, что он обратился не по адресу, надо не ко мне апеллировать, а общаться с богатыми чеченцами, живущими в Москве и других крупных городах страны. Пусть помогут. Шамиль продолжал наседать, требуя, чтобы я тоже включился в процесс. Помню, предложил ему купить швейные машинки и раздать чеченским женщинам: пусть шьют вещи на продажу. Басаев счел мои слова оскорбительными… Так мы ни о чем и не договорились, каждый остался при своем мнении. В конце концов, устав препираться, я встал и сказал, что иду на концерт, в котором обещал принять участие. Шамиль попытался было удержать, но, видимо, понял, что мною командовать не получится.

В итоге Басаев тоже пришел на стадион, где проводился концерт, а после его окончания в знак примирения вручил мне пистолет, достав его из кобуры на поясе. При этом Шамиль сказал: «Ичкерия сильно пострадала от войны, мы не можем, как раньше, дарить гостям красивых скакунов, но боевое оружие по-прежнему в наших руках». У вайнахов так принято: если дают пистолет или автомат, из них нужно обязательно выстрелить в воздух. Я знал о традиции, но сопровождавший Басаева тогдашний министр культуры Чечни Ахмед Закаев на всякий случай решил напомнить об этом, шепнув тихонько на ухо: «Надо, уважаемый!»

Пришлось объяснить, что чужие обычаи уважаю, но палить куда попало не стану, поскольку не хочу, чтобы на чеченской земле звучали выстрелы. Мой концертмейстер Алексей Евсюков потом сокрушался: «Эх, зря не стрельнули, Иосиф Давыдович! Разрядили бы обойму в Басаева, стали бы Героем России». Ну да, говорю, посмертно… А если без шуток, сожалею, что ни пистолет Шамиля, ни записка его не сохранились.