По поводу, чей борщ и как его правильно готовить.
Козацкому роду нет переводу, или Мамай и Огонь-Молодица
Ильченко Александр Елисеевич
Козак заправлял всем, словно у себя дома — хотя дома у него никогда и не бывало.
— Давай котелок! — покрикивал он на владыку.
И преподобный, едва разыскав, притащил из клети преогромный котел и стал его скрести да мыть.
— Мясца сюда, Иваненко!
И пан алхимик приволок к печи только что освежеванного барана.
— Несите сюда уксусу! — положив всю баранину в котел и немного ее в воде проваривши, распорядился Козак Мамай.
И отец Мельхиседек принес крепкого уксусу доброе деревянное ведро.
— Мало! — сказал Мамай.
И владыка принес еще ведерко, а Мамай вылил и его в котел.
— А еще воды? — спросила Явдоха.
— Воды больше не надо.
— Без воды? — изумилась матуся.
— Перцу мне, перцу! — кричал Мамай, и сережка его поблескивала от огня.
— Сколько ж тебе перцу? — спрашивал хозяин.
— Горстей пять.
— Сдурел! — ахнула Явдоха.
— Да чтоб горький! — требовал Козак.
— Вот красный, стручковый, — подавал епископ. — Капсикум аннуум…
— Тертый?
— А как же!
— Сыпь сюда.
Отец Мельхиседек высыпал жгучую тертуху в кипящий котел, и тонко смолотый красный перец, с паром подымаясь в воздух, шибанул в нос, и все вокруг расчихались, а наипаче Песик Ложка, что суетился там чуть не проворнее всех.
— Еще перца! — взывал Мамай.
— Вот черный, пипер нигрум.
— Тертый?
— Тертый.
— Давай-ка! Сыпь, сыпь, сыпь!
— Вот перец белый…
— Вали сюда! А где ж кайенский?
— Кайенского, кажется, в доме нету.
— Жаль!.. Теперь — лука, матинка!
— Вот он лук.
— Только всего? Мало! Мало! — Потом орал: — Эй, соли мне, соли, ваше преосвященство!
И преподобный пан епископ нес ему соль.
Он даже запыхался от беготни.
Скинув рясу, остался в новой козацкой сорочке, славного шитья, над коей немало потрудилась на досуге племянница его, Подолянка.
Пылали березовые дрова в устье варистой печи, и вся горница аж гудела…
Однако суета помаленьку утихала.
Подкинув горстку сухой горчицы в котел, покрошив еще с десяток луковиц, плотно прикрыв посудину, присели они у печи на лавке — да и стали ждать, принюхиваясь, смакуя заранее добрую козацкую снедь.