"Все авторитарные лидеры в какой-то момент теряют связь с реальностью. Даже если начало правления было многообещающим, в определенный момент они начинают вести себя неадекватно.
Население платит за это либо жизнями, либо потерей благосостояния.
Убрав из политики всех противников, президент Турции Реджеп Эрдоган пытается теперь так же, через колено, подчинить экономику.
Вдобавок он поссорился с США, решив вместо этого дружить с Китаем, Россией и, возможно, Ираном.
Результат – острый кризис.
Лирическое отступление
14 августа Эрдоган призвал турок «решительно противостоять доллару, инфляции и процентным ставкам», защищая от врагов (это, конечно, США) экономическую независимость. Как? Бойкотируя американскую электронику. Они везут нам iPhone, но у нас есть свой Vestel! Такой подход, конечно, может сэкономить часть валюты, но не всех устраивает Vestel. Покупая заграничные товары, вы меняете лиры на валюту, но это очень опасно, ведь деньги уходят врагу – так
объясняет Эрдоган туркам основы мировой торговли.
Накануне турецкая лира упала к доллару на 7,55%, 10 августа – на 18%, а с начала года потеряла 43% своей стоимости. Инвесторы утратили доверие к финансовой политике Турции. Для правительства резко выросла стоимость заимствований. Сейчас премия в доходности турецких бондов по сравнению с американскими составляет 586 базисных пунктов: госдолг обходится Турции дороже, чем Нигерии, Гане, Анголе и Ираку. Очень сильно подешевели облигации турецких банков. Страховка от дефолта турецкого госдолга подорожала до максимума с октября 2008-го. Акции ведущих турецких компаний потеряли в долларах с начала года порядка 50% стоимости.
14 августа лира отыграла часть падения накануне. Немного восстановилась цена госдолга, хотя падение банковских облигаций продолжилось. Рынок немного успокоился благодаря готовности центробанка снабжать банки ликвидностью и обещанию минфина сократить бюджетный дефицит на $5,6 млрд.
По идее, центробанк должен был в ситуации острого кризиса резко повысить процентную ставку.
Эксперты говорят о цифрах 23–25%.
Он этого не делает. Но и не снабжает банки ликвидностью по действующей ставке (17,75%).
Вместо этого регулятор снижает резервные требования и обещает,
по словам турецких банкиров, давать им ликвидность по ставке выше официальной (но ниже необходимой) – 19,25%.
Центробанк пытается уверить финансистов, что падение лиры – нездоровая флуктуация, которая вот-вот пройдет сама собой. (Обратную ошибку допускал в конце 2014 года российский Центробанк: он высоко задирал ставку, полагая, что этого достаточно, чтобы остановить падение рубля, но опасался снабжать банки валютой.)
Турецкий ЦБ и рад бы резко повысить ставки, но не может. Эрдоган говорит, что несмотря на «атаку на турецкую экономику» ставки надо снижать. Вот и приходится центробанку выкручиваться, снабжая банки ликвидностью по низким ставкам и понижая резервные требования (это дает банкам ликвидность примерно на $9 млрд). В результате лишенный независимости, несамостоятельный ЦБ не может справиться ни с ростом инфляции, ни с падением лиры. Финансовую политику в стране координирует министр финансов Берат Албайрак, зять Эрдогана.
Зато к борьбе за сильную лиру подключилось министерство внутренних дел, пообещавшее прикрыть 346 аккаунтов в соцсетях, распространяющие «провокативные» комментарии по поводу лиры, которые якобы способствуют негативному восприятию экономики Турции. Эрдоган грозит применить к этим «экономическим террористам в соцсетях» всю силу закона. Еще он призывает турков патриотически продавать доллары, чтобы поддержать курс слабеющей лиры: надо поддержать страну в «национальной битве» против экономических врагов.
Как войну Эрдоган воспринимает отток капитала: продолжающаяся уже несколько месяцев девальвация лиры заставляет иностранных покупателей турецких акций и облигаций их сбрасывать. Это, в свою очередь, ведет к продолжению девальвации, и так далее. Для инвесторов в гособлигации на развивающихся рынках хуже, чем Турция в этом году – только Аргентина. Иностранцам принадлежит 20% турецкого госдолга.
Определение зла
Эрдогановская пропаганда неплохо работает в политике. В июне он триумфально выиграл очередные выборы, войдя в неформальный клуб «сильных лидеров». Победа была ознаменована увольнением 18,6 тысяч бюджетников (военные, учителя, академики), подозреваемых в связях с террористами (то есть в вольнодумстве).
Множество турок, поддерживающих Эрдогана, уверены, что в кризисе виноваты США. «США правят миром, но кто-то должен их остановить», – цитирует Reuters рядового стамбульского торговца. «Это кризис, сделанный в Америке», – говорит другой. Лояльные власти медиа о кризисе почти не пишут, освещая только высказывания президента. «Об инфляции и падении лиры я узнал не из медиа, а на заправке», – говорит водитель такси в Стамбуле.
В первые 15 лет правления Эрдогану в экономике сопутствовала удача. ВВП в 2003–2017 годах вырос чуть ли не втрое – начав период с $300 млрд, он подбирается к $900 млрд. Страна вошла в число 20 крупнейших по ВВП. В 2003–2007 годах средний рост ВВП составлял 7,3%; за 2008–2009 Турция потеряла 4% ВВП, но в 2010–2017 годах рост снова ускорился до 6,8%. Только в последние годы началось замедление. По уровню подушевого ВВП Турция идет вровень с Россией.
Главная причина кризиса: Эрдогану нравится рост ВВП на 6–7% в год, а расти на 3–4% не нравится. Поэтому, несмотря на рост инфляции до двузначных величин (почти 16% за год – максимальный уровень за 14 лет), рост дефицита текущего счета и падение лиры, он называет себя «врагом процентных ставок». В мае Эрдоган говорил, что процентные ставки – «отец и мать всего зла». Он всерьез утверждает, что высокие процентные ставки вызывают инфляцию, а низкие – ее снижают. Это иррациональное заблуждение – но Эрдоган велит центробанку ставки понижать. В июне, перед выборами, он обещал «бороться с проклятием процентных ставок».
Теперь процентные ставки побеждены, но вместе с ними – и турецкая лира. Ни одна валюта не может сохранять свою цену при инфляции в 16%. На прошлой неделе газовая госкомпания, снабжающая газом электростанции, подняла цены на 50%. Как можно инвестировать в страну, которой правит царь, не понимающий, как работают процентные ставки? – удивлялся один из участников майского брифинга в Bloomberg, где Эрдоган делился своими монетарными кредо. Не получится и остановить инфляцию. Она в Турции и в предыдущие годы практически не опускалась ниже 7–9%. Повысив процентные ставки примерно до 25%, центробанк снизил бы инфляцию, заставив держателей лиры положить наличные в банки. Но Эрдоган против.
Чем «путиномика» лучше
Турция могла бы спокойно смотреть на девальвацию лиры, но ей надо рефинансировать внешний долг корпораций, банков и государства. А валютных резервов у страны маловато: $131 млрд – в 3,5 раз меньше, чем у России. Но долгов больше: турецкие банки и компании за последние годы, когда процентные ставки в США и Европе были низки, набрали кредитов. Всего у Турции внешнего долга 60% ВВП ($466 млрд), и около трети этой суммы (21% ВВП) – краткосрочный долг (данные МВФ). В течение года Турции надо выплатить примерно $200 млрд, что невозможно без доступа на рынки. По оценке Moody’s, половина долгов турецких банков – короткие. Поэтому сейчас они в главной зоне риска.
С начала года отношение резервов к предстоящим в течение года долговым платежам упало с 90% до 74%. Этот показатель у Турции снижается с 2013 года. МВФ считает минимальным достаточным уровнем 100–150%; у России – более 700%. В 2001 году, когда турецкая лира обвалилась по похожим причинам, уровень долга был пониже. Эрдоган это прекрасно помнит и не хочет повторения кризиса, который привел его к власти.
Усложняется дело тем, что Турция – импортер энергии. Во многом из-за этого у страны хронический дефицит текущего счета, в среднем в 2003–2017 годах составлявший, по данным МВФ, 4,9% ВВП. А сейчас он вырос до 6,3%. То есть валюта нужна стране и для импорта сырьевых товаров, и для выплаты номинированных в валюте долгов. Стране надо сокращать долги либо наращивать экспорт. Но сейчас плохое время для международной торговли – мир сотрясают торговые войны, в которые нравится играть Трампу, а импортируемое Турцией энергосырье недешево.
Обратиться к МВФ за валютным кредитом, чтобы расплатиться с более дорогими долгами, как это сделала в этом году Аргентина, Турция тоже не может. Эрдоган объявил фонд врагом турецкого народа. В начале 2000-х Эрдоган пришел к власти после обвала лиры и долгового кризиса, когда стране помогал МВФ, а процентные ставки были высоки. Эрдоган критиковал всю эту политику как антитурецкую. ЕС, куда идет почти половина турецкого экспорта, помощи не предлагает (в Россию идет менее 2% экспорта). Пока Турции удавалось не прибегать к мерам валютного контроля, но если падение лиры продолжится, а помощь ниоткуда не придет, этот шаг вполне вероятен. Но он вызовет еще больший отток инвестиций. Пока ответ турецких властей на все эти проблемы не вполне адекватен – отсюда и кризис.
У Турции очень неплохие макроэкономические показатели. В прошлом году ВВП вырос на 7%, в I квартале 2018 – на 7,4%. Турецкий минфин ожидает, что в 2019 году дефицит текущего счета снизится до 4% ВВП. Но ситуации это не спасает. Девальвация вызвана большим долгом, растущим текущим дефицитом и инфляцией и, главное, отсутствием независимости у турецкого центробанка, которая помогла бы ему справиться с инфляцией. Турецкий кризис начался как валютный, но может быстро перерасти в полноценный финансовый. А тут еще конфронтация с США.
Почему «эрдоганомика» дала сбой, а «путиномика», несмотря на многолетнюю стагнацию, исправно работает? Проблема в отношениях с внешним миром. Эрдоган хочет высоких темпов роста, боится падения благосостояния населения, но не опасается, когда государство, компании и банки влезают в долги и имеет мало валютных резервов. Хронический текущий дефицит Турции – результат многих лет потребительского бума. У Путина противоположный подход. Он легко согласился с экономической стагнацией, но зорко смотрит за балансом в отношениях с внешним миром. Рост внешнего долга для Путина неприемлем. Ведь это зависимость от кредиторов, которые будут диктовать правила игры, посягая на наш суверенитет. Благодаря такому подходу страна постепенно сдвигается к модели «осажденной крепости». Но кризис «по-эрдогановски» России не грозит.
Борис Грозовский
©Republic 13 августа, 17:36