Подумать хотелось.
Мысль эта — подумать — всплыла осенью, после дня рождения.
Женился Иванов после армии. За восемнадцать лет вырос до пятого разряда. А в этом году в армию пошел его сын. Дочка пошла в седьмой класс.
Какая жизнь? — обычная жизнь. Семья-работа. То-се, круговерть.
Вечером поклюешь носом в телик — и голову до подушки донести: будильник на шесть.
Дача тоже. Думали — отдых, природа, а вышла барщина. Будка о шести сотках — и вычеркивай выходные.
Весь год отпуска ждешь. А он — спица в той же колеснице: жена-дети, сборы-споры, билеты, очереди, покупки... — уж на работу бы: там спокойней, привычней.
Ну, бухнешь. А все разговоры — о том же. Или про баб врут.
Хоп — и сороковник.
Как же все так... быстро, да не в том дело... бездумно?..
И всплыла эта вечная неудовлетворенность, оформилась: подумать спокойно обо всем — вот чего ему не хватало все эти годы. Спокойно подумать.
Давно хотелось. Некогда просто остановиться было на этой мысли. А теперь остановился. Зациклился даже. — Свет, ты о жизни хоть думала за все эти годы? — спросил он.
Жена обиделась.
Мысль прорастала конкретными очертаниями.
Лето. Обрыв над рекой. Раскидистое дерево. Сквозь крону — облака в небе. Покой. Лежать и тихо думать обо всем...
Отрешиться. Он нашел слово — отрешиться.
Зимой мысль оформилась в план.
— Охренел — в июле тебе отпуск? — Мастер крыл гул формовки. — Прошлый год летом гулял!
Иванов швырнул рукавицы, высморкал цемент и пошагал к начальнику смены. После цехкома он дошел до замдиректора. Писал заявления об уходе. Качал права, клянчил и носил справки из поликлиники.
— Исхудал-то... — Жена заботливо подкладывала в тарелку. Потом (вырвал отпуск) жена плакала. Не верила. Вызнавала у друзей, не завел ли он связь: с кем едет? Они ссорились. Он страдал. Страдал и мечтал.
Дочка решила, что они разводятся, и тоже выступила. Показала характер. Завал.
Жена стукнула условие: путевку дочке в пионерский лагерь. Он стыдливо сновал с цветами и комплиментами к ведьмам в профком. Повезло: выложил одной кафелем ванную, бесплатно. Принес — пропуск в рай.
В мае жена потребовала ремонт. Иванов клеил обои и мурлыкал: «Ван вэй тикет!» — «Билет в один конец». Еще и мойку новую приволок.
Счастье круглилось, как яблоко — еще нетронутое, нерастраченное в богатстве всех возможностей.
Просыпаясь, он отрывал листки календаря. Потом стал отрывать с вечера.
Вместо телевизора изучал теперь атлас. Жена прониклась: советовала.
Дочка читала из учебника географии.
Лето шло в зенит.
Когда оставалась неделя, он посчитал: сто шестьдесят восемь часов.
Врубая вибратор, Иванов пел (благо грохот глушит). По утрам он приплясывал в ванной.
Чемодан собирал три дня. Захватил старое одеяло — лежать.
Прощание получилось праздничное. На вокзале оркестр провожал студенческие отряды. Жена и дочка улыбались с перрона.
Один, свободен, совсем, целый месяц — впервые за сорок лет.
В вагоне-ресторане он баловался винцом и улыбался мельканию столбов.
Поезд летел, но одновременно и полз.
У пыльного базарчика он расспросил колхозничков и затрясся в автобусе.
Кривая деревенька укрылась духовитой от жары зеленью. Иванов подмигнул уткам и луже, переступил коровью лепешку и стукнул в калитку.
За комнатку говорливый дедусь испросил двадцатку. Иванов принес продуктов и две бутылки. Выпили.
Оттягивал. Дурманился предвкушением.
Излучина реки желтела песчаной кручей. Иванов приценивался к лесу.
Толкнуло: раскидистая сосна у края.
Завтра.
...Петухи прогорланили восход. Иванов сунул в сумку одеяло и еды.
Выбрился. У колодца набрал воды в термос.
Кусты стряхивали росу. Позавтракал на берегу, подальше от мычания, переклички и тракторного треска. Воздух густел; припекало.
Приблизился к _с_в_о_е_й_ сосне. Он волновался. Расстелил одеяло меж корней. Лег в тени, так, чтоб видеть небо и берег. Закурил и закинул руку за голову.
И стал думать.
Облака. Речной песок. Хвоинка покалывала.
Снова закурил. И растерянно прислушался к себе.
Н_е _д_у_м_а_л_о_с_ь_.
Иванов напрягся. Как же... ведь столько всего было.
Вертелся поудобней на бугристой земле. Сел. Лег.
Ни одной мысли не было в голове.
Попробовал жизнь свою вспомнить. Ну и что. Нормально все.
Н_о_р_м_а_л_ь_н_о_.
— Вот ведь черт, а. — Иванов аж пот вытер оторопело. — Ведь так замечательно все.
И — нехорошо...
Никак не думалось. Ни о чем.
И хотя бы тоска какая пришла, печаль там о чем — так ведь и не чувствовалось ничего почему-то. Но ведь не чурбан же он, он и нервничал часто, и грустил, и задумывался. А тут — ну ничего.
Как же это так, а?
Еще помучился. Плюнул и двинул к магазину. Врезать.
Не думалось. Хоть ты тресни.
Размещено через приложение ЯПлакалъ
yaplakal.com