А можно петь, Христофор Бонифатьевич? - спрашивает он.
- Да как вам сказать? - говорю. - Особенно я не рекомендовал бы, но
если нравится - пойте, только про себя.
Да. Ну, достояли вахту. Сменились. Лом назад в бункер полез, мы с
Фуксом - на палубу. Вдруг, смотрю, вылезают кочегары как ошпаренные.
Я спрашиваю.
- Что случилось?
- Да там, - отвечают они, - в бункере, какая-то нечисть завелась.
Воет, как сирена, а что воет - непонятно.
Ну, я понял сразу.
- Постойте, - говорю, - я спущусь, выясню, в чем там дело.
Спускаюсь, слышу - действительно, звуки ужасные: мелодия несколько
неопределенная, и слова не очень складные, но голос, голос... Не знаю, как
вам и передать. Я раз на Цейлоне слышал, как слоны трубят, так то было
райское пение.
Да. Прислушался я и понял, что это Лом поет.
Ну, полез в бункер, хотел отчитать его за несоблюдение осторожности.
И пока лез, догадался, что сам виноват: опять, знаете, неточно отдал
распоряжение. Всегда у меня с Ломом на этой почве недоразумения.
Лезу и слышу: Я старший помощник С корвета "Беда". Его поглотила
Морская вода. И вот я теперь На чужом корабле, Сижу, как преступник, На
жестком угле...
И ничего, знаете, не скажешь: действительно про себя поет, все
верно... Вот только насчет корвета он, конечно, несколько преувеличил.
Какой там корвет!.. А впрочем, это своего рода украшение речи. В песне это
допускается. В рапорте, в рейсовом донесении, в грузовом акте, конечно,
такая неточность неуместна, а в песне - почему же? Хоть дредноутом назови,
только солиднее звучать будет.
Я все-таки Лома остановил.
- Вы, - говорю, - не так меня поняли, дорогой. Вы лучше про нас
пойте, только чтобы никто не слышал. А то как бы неприятностей не вышло.
Ну, замолчал он, согласился.
- Верно, - говорит, - вы разрешили, а я не подумал. Не стану я больше
петь, я уж лучше посчитаю...© А.Некрасов
yaplakal.com