СтепанГолубок с кряхтением принялся выбираться из-под навалившейся на него тяжести, все еще оглушенный падением и столь стремительным возращением памяти. Глаза открыть толком пока не удавалось, лишь едва-едва, словно их что-то держало – то ли у него случилось сотрясение мозга, хотя благодаря тому супружескому куполу для него посадка оказалась весьма мягкой, то ли он умудрился проехаться лбом по шершавой чешуе дракона и ободраться, отчего кровь заструилась, заливая лицо и в первую очередь – глаза... Едва не всхлипнул от жалости к самому себе, но вовремя спохватился – это что еще за бабьи замашки?! С чего бы вдруг? И вообще, какого хрена вода мокрая, а грязь грязная? Откуда вообще взялось столько грязищи на берегу этого славного чистого озерца?
Так и не прозревшего до конца Степана перекосило – ни с того ни с сего возникшие мысли и чувства были совершенно чужеродными и неправильными. Не его. Плюнув на эти неведомо откуда взявшиеся глупости, Голубок привычно помацал – для релаксации, окончательно замерзшую от промокшего платья грудь и автоматически смахнул с глаз то, что мешало смотреть. Слипшиеся ресницы с некоторым усилием распахнулись, и Степан уставился на собственную ладонь, измазанную темно-голубой грязью. Оказалось, что это был всего лишь поднятый ими со дна озера ил, покрывший его ровным слоем с головы до ног, сделав похожим на лопоухую гламурную негритянку. Или на курицу, подготовленную к запеканию в скорлупе из глины... Степан звучно сглотнул набежавшую слюну – с тех пор, как он оказался в этом мире, ему ни разу не давали нормального человеческого мяса. То есть, мясных блюд. Фрукты, овощи, выпечка, легкое вино, которое отлично может прокатить за компот, вот и весь его рацион. И это было самое трудное во всем случившимся с ним приключении, за исключением, конечно же, выданному ему женского тела. Впрочем, с телом он как раз почти уже свыкся, и даже начал находить особую прелесть в нем, если не считать некоторых недочетов конструкции – со Степановой точки зрения. А вот с едой было сложнее... И сейчас, подумав о запеченной курице, он на какое-то время завис, в красках представляя себе вкус и запах этого дивного блюда. Запах... О, да! Запах жареного мяса и почему-то рыбы с какими-то необычными специями щекотал ноздри Голубка, будоражил воображение, настырно стучался в черепушку...
Не выдержав этого напора, Степан отвел, наконец, взгляд от заворожившей его собственной ладони, щедро измазанной раздражающе голубой дрянью, и огляделся. Источник столь заманчивого запаха был обнаружен сразу же. Впритык к собственной супруге, монументальной, на первый взгляд – бездыханной тушей валялся Стибрант. Вытянутое в сторону крыло, давало ясно понять – что именно мешало Степану подняться после столь эпичного приводнения. А легкий дымок, курившийся около драконьей морды и выброшенные на берег жареные рыбешки, вперемешку с небольшими тварюшками, похожими на крабов с осьминожьими лапками, скрученными кольцом от высокой температуры, раскрывали загадку происхождения столь аппетитных ароматов.
Голубок сглотнул голодную слюну и с трудом отвел взгляд от заманчивого зрелища – он был недалек от того чтобы, не сходя с этого места начать с хрустом пожирать предоставленный ему ассортимент деликатесов, но что-то смутно беспокоило его, не позволяя предаться чревоугодию. То ли это была мысль о вреде непрожаренных незнакомых ему продуктов животного, и к тому же – иномирного происхождения. То ли хорошо охлажденный, а теперь еще и насквозь промокший организм пытался робко напомнить о себе. То ли до сих пор не очнувшаяся летучая рептилия, которою непонятно как надо приводить в сознание или волочь к местному драконьему ветеринару. То ли чей-то приближающийся скулеж, с каждой секундой становившийся все противнее и громче...
В голове Степана понемногу стало проясняться, при этом до него стал доходить весь ужас ситуации. Он находится в чужом и, судя по всему – довольно враждебном мире, в чужом теле, чёрти где от относительно безопасного укрытия к которому уже немного привык, рядом с бесчувственным драконом – единственным, кто мог бы защитить его, замерзший, голодный, мокрый и совершенно беспомощный. А подозрительный скулеж все ближе и ближе.
Отклеив от ног облепившее его со всех сторон платье, с уже начинающей подсыхать корочкой голубого ила, Голубок – тут его фамилия оправдала себя на все сто, подскочил к Стибранту и несколько раз пнул того в шею тапком, который не потерял только чудом.
- Слышь, Стью, вставай, давай! Меня сейчас жрать будут, а дрыхнешь, скотина зубастая! – громко прошептала «эльфийка», едва не охрипнув – как оказалось, кричать шепотом весьма чревато.
Дракон отреагировал на это громким всхрапом и клубом невероятно вонючего сизого дыма изо рта. По крайней мере, теперь Голубок точно знал, что его супружник жив, только какой толк от этого знания? Ведь если Степана будут пожирать рядом с живым драконом, а не с дохлым, то вряд ли для самого пожираемого что-либо изменится.
- Вставай, крокодил – переросток! – в панике захрипел несчастный, ощущая, как свербеж в крайне чувствительных ушах, постепенно сворачивающихся в трубочки, стал уже совершенно непереносимым. Мерзкий звук, проникший внутрь черепа, а оттуда расползшийся по всему внутреннему миру Степана, казалось, дергал за кишки, вены, нервы, синапсы, играя только ему одному известную мелодию, и это было ужасно. Голубка корежило, выгибало, трясло в такт этому наигрышу, колени его подогнулись и радостно поприветствовали сырой бережок. Неизвестно чем бы закончилось дело – страдалец уже был готов размозжить себе голову о ближайший камень, лишь бы только прекратить все это, но тут дикая музыка смолкла, и на сцене возник автор сего произведения.
Голубок, скрючившись, лежал на берегу, дергая головой, пытаясь вытряхнуть оттуда все еще звучащий скрежет, приставший к нему, как трясущийся смартфон в мегафонской рекламе, когда в поле его слегка затуманенного зрения попал пушистый, нежно-зеленый, до невозможности милый щенок. Он был настолько пушист и мил, что дрожащие руки совершенно не склонного к сентиментальности «мужчины» сами собой потянулись к нему. Степану никогда в жизни ничего так не хотелось – даже когда горели трубы, - как погладить это невероятное чудо. В это самое мгновение он обрел самый настоящий смысл жизни. Цель. Суть бытия. Погладить. Этого. Щенка.
Малыш был ростом с крупного кота, и внешне напоминал помесь шпица с пуделем, даже круглый белый помпон на коротком, по-боевому торчащем вверх хвосте имелся. Пронзительно-зеленые, слегка светящиеся глазенки с разбросанными мелкими звездочками по радужке, смотрели умильно и крайне дружелюбно. Так, во всяком случае, показалось Степану. Песик что-то каркнул – земные вороны бы удавились от зависти, услышав это мелодичное, но очень громкое карканье, и решительно направился к застывшему с протянутой рукой Голубку. Лежа в крайне неудобной позе, тянясь изо всех сил в сторону вожделенной собачонки, Степан был счастлив. Он понимал, что наконец-то у него все идет как надо. Да, с самонаводящимся разумным мечом обломилось, да и с ехидным говорящим конем пока не сложилось. Но, похоже, волшебный – а как иначе! волшебный зверь, спутник, защитник и друг у него все-таки будет. Наверняка у этого малыша, как положено в таких случаях, только что погибла мать, и он, Степан, стал первым, кого увидел щенок. Совершенно же очевидно, что малыш только что впервые открыл глаза, вон, как одурело смотрит! Можно не сомневаться – из этой малявки вырастет огромная, не меньше льва зверюга, поди, и ездить на нем получится... А уж как он будет опасен! Разумеется, для всех, кроме любимого и единственного хозяина. У Голубка мелькнула мысль – узнать по возращении в Гнездо, нет ли тут пророчества про пришествие на трон вся планеты челове... Существа, владеющего подобным зверем. Степана пронизало сладкое предвкушение грядущей славы, сулящей уйму дворцов, подобных тому, в котором он пребывал до недавнего времени, стаи ездовых драконов, запряженных в огромный бар, битком набитый замечательными бутылками, обнаруженными в том подвальчике, тучи баб, наряженных именно так, как наряжали его самого, и...
- Уберите руку, Фенеритаэлиямелия! Незамедлительно! Спасайтесь! Скорее же! – раздался позади него громовой, в буквальном смысле – горячий шепот очнувшегося дракона, ударивший жаром в спину, тут же начавшую потрескивать – видимо грязь стала высыхать на нем с невиданной быстротой, а корка, в которую она тут же превращалась, лопалась и осыпалась на землю. – Это взрослый самец папандера, а у них сейчас сезон размножения. И если он коснется вашей руки... Даже я не смогу помочь.
Всего одно мгновение смотрел Степан на тянущегося к его руке непрестанно шевелящийся сизый нос «щенка», в выражении морды которого он теперь усмотрел не умилительную ласковость, а жадное предвкушение и порочную ухмылку, вникая в смысл сказанного супругом. Оглушительно – ничуть не хуже папандера взвизгнув, Голубок умудрился из сидячего положения взвиться в воздух, и отскочить на добрых три метра назад, погрузившись при этом с головой в воду. Прицельный плевок дракона, убедившегося, что бесценная жена в безопасности, моментально превратил жаждущего продолжения рода «песика» в кучку пепла.
- Слава Великому Убегою, успел... – выдохнул Стибрант, вылавливая правой когтистой лапой Степана из озерца, а левой придерживая невыносимо болевшую голову. – Эта тварь не посмотрит ни на размер, ни на пол, еще б немного, и со мной размножаться кинулась бы. Поди, тогда, отбейся...
yaplakal.com