Уф, доканала. Во, я разошлась, еле остановилась. Ловите!
Самоиндульгенция. Если вдруг я испоганила чьи-то детские представления о тех, про кого тут пишу, ничо не знаю. Не виноватая я! 
________
По установившейся привычке Димка покоился с закрытыми глазами и анализировал ощущения. Собственно, ему ничто не мешало посмотреть сразу, что вокруг и с ним творится, но так же не интересно! А главное – до последнего момента остается иллюзия, что он, наконец, оказался дома, в родном теле, в не менее родной, усыпанной крошками постельке... Впрочем, в этот раз он и без визуального контакта с окружавшей его действительностью, мог чётко сказать – ни о каких «дома» и речи быть не может! Как и о родном теле. Всё в нём было настолько неправильно, настолько чуждо, что он, бросив раскопки в самом себе, тряхнул головой – ну, хоть что-то! По крайней мере, голова у него здесь есть! Но вот сознание в этой самой голове крутилось, как ненормальное. Плыло, раздваивалось, троилось... Улавливались какие-то обрывки то ли мыслей, то ли эмоций, но это были не его мысли и эмоции! Пытаясь уцепиться за одну из самых ярких чужих мыслей, Димка внезапно рассвирепел от бессилия и, не выдержав, взорвался, одновременно распахнув – таки глаза и взревев. Могуче. Яростно. Оглушительно. Так, что под конечностями, которые тоже стали ощущаться, задрожала поверхность. В лицо дохнуло жаром, а что творилось во рту! Словно Димка без подготовки намахнул восьмидесятиградусной чачи, привезённой некогда дядькой из Очамчиры.
Сначала он по-прежнему ничего не видел: вокруг него клубился черный дым, какой бывает при горении соляры. Правда, характерной вони не было. Чисто рефлекторно, совершенно без нужды, он закашлялся – сработала логическая цепочка: дым – удушье – кашель. Кашлял он гулко, басисто, кажется, при этом ощущение жара во рту, ушедшего было, вновь возвращалось, какими-то толчками, словно из недр его нового организма что-то пыхало, как старый жигуль выхлопной трубой. Вскоре дымная марь развеялась, но лучше видно не стало. А что можно рассмотреть в серой, иссечённой сколами, явно пещерной стене? Хотя... Откуда-то сверху пробивался лучик света, немного улучшая видимость, но, не проясняя ситуацию. Зрение у Димки оказалось настолько странное, что он задохнулся. Простая серая стенка! Ха! Да одна она переливалась множеством оттенков серого – наверняка, не меньше пятидесяти. В памяти Димки мелькнуло какое-то узнавание – где-то такое он уже слышал, но тут же исчезло, погребённое громадной кучей информации. Да ещё и видел он как-то странно – с двух сторон одновременно. Это должно было сбить его с толку, возможно и свести с ума, но воспринималось почему-то совершенно естественно, видимо, не обошлось без этой чёртовой феи Крёстной. Наверняка поколдовала, чтобы жертва её эксперимента не поехала крышей.
Димка засмотрелся на пляску теней по обеим сторонам головы и не сразу заметил, что высота, с которой он глядит, несколько отличается от привычной. Сильно отличается. Даже для обычного его роста, не говоря уже о последнем воплощении.
Пол, или что там находилось у него под конечностями - ногами их было без тщательного исследования рано называть, едва виднелся. А тут ещё и мотается что-то слева. Ой, и справа тоже! Так и не успев выяснить, что же он нынче такое, Димка стремительно повернул голову направо и словно окаменел, уставившись на источник звука одном глазом – сразу двумя смотреть никак не получалось. Совсем рядом с ним, практически впритык, на него с интересом пялилась чья-то буро-зеленая морда. Больше всего она походила на собачью, если бы собаки были пресмыкающимися. Потому что только очертания у нее были от собаки, а все остальное можно было смело причислять к ящерицам. Если эта ящерица имела отношение к комодским драконам... Вот! Это была драконья морда, как же он сразу не понял! Причем, дракон этот был самый натуральный, ни фига не комодский варан! Видимо, его сбила с толку крайняя эмоциональность и подвижность этой физиономии, как у той же собаки, да и черты всё же ближе к собачьим, чем ящеричным.
- Ну что, очухался, Малой? – послышалось сзади, и Димка так же стремительно развернул голову на сто восемьдесят градусов, мимоходом поразившись, как легко и непринуждённо это вышло. У него возникло ощущение дежавю. Прямо в его глаз, забавно морщась, смотрела точно такая же драконе-собачья морда. Отличий не было никаких. Впрочем... Пожалуй, эта, вторая, физиономия выглядит несколько более мужественно, нежели первая.
- Ме... – вдруг вспомнил свою козлиную форму, Димка, пытаясь отодвинуться от этой жуткой, и, кстати, очень – очень зубастой морды, почему-то двигаясь вместе с ней. – Ме-е... Мне... Я...
- Ой, шо ж ты таки его пужаешь? – послышался с другой стороны явно женский, несколько визгливый голос, и Димка попытался отпрянуть в сторону, но снова не вышло – в стороне маячила та, вторая башка. – Малец ишшо не очухался, погодь малость, надо ж ему всё как есть обсказать, а уж опосля...
- Шо обсказать? Ну, шо обсказать? Шо ты сызнова супротив меня идёшь? – возмутилась Вторая, точнее – Второй. – Он парень крепкий, не помрёть, поди, аки красна девица, с перепугу, истину узнавши... Ведь не помрёшь? – пыхнув жаром, Второй заглянул заботливо в окончательно окосевшие глаза Димки, понявшего только одно – бежать ему некуда.
- Не помру, - покорно согласился тот, поскольку понимал, что действительно – не помрёт. Попросту не дадут ему спокойно помереть, ведь фее (тут он даже не стал подбирать уничижительных эпитетов – надоело) он живой нужен.
- Во-от! – обрадовался Второй. – Я ж говорил! Не, ну с чего тут помирать, сама подумай! Змеем Горынычем быть не каждому доверят! А этому доверили, стало быть, знамо дело – не хлюпик какой!
- Чего-о?! – у Димки в глазах всё закружилось, когда, наконец, он окинул взглядом свое нынешнее тело, его конечности подогнулись, и вместе с реющими по бокам головами, рухнул на необъятное пузо, выпустив пастью, от неожиданности, сноп искр.
«Хорошо хоть пастью, а не задницей» - успел подумать Димка, прежде чем уплыл в мягкие объятия обморока.
Пришёл в себя от спорящих прямо над ним, голосов. Теперь к двум предыдущим добавился ещё один – мужской, несколько скрипящий, что говорило о немолодом возрасте спорщика.
- Бестолочи вы, бестолочи! Кто ж так внезапно эдакие новости-то сообщает?! Подготовить же нужно было...
- Вот! Я ж говорила! Говорила!
- Помолчи, Ладушка! Не перебивай старших! Я говорю – от вас требовалось подготовить парнишку, а я уж, как и было с Ягой сговорено, все обскажу ему, постепенно, аккуратно... А таперича шо? Болтается, вона, аки ветошь какая, и поди-ка, поясни ему что...
Димка с трудом приподнял голову, действительно, болтавшуюся на длинной шее, как дохлая змея в клюве цапли, и открыл глаза.
По бокам от него – теперь он, будто пройдя настройку, мог видеть одновременно двумя гляделкам, расположенными по обе стороны головы, без угрозы окосеть или сойти с ума, – по бокам, смущённо разглядывая что-то на полу, торчали всё те же знакомые драконьи морды. Напротив, удобно устроившись на камне, имеющем форму кресла, сидел отчаянно тощий, но, тем не менее, полный жизни и сил мужчина в летах. Он был в простой белой, расшитой орнаментом, изображающим, видимо, неких зверюшек, рубахе, подпоясанной красным кушаком, и в коричневых холщовых штанах, местами так же украшенными вышивкой. Длинный острый нос, как указующий перст, был направлен на хлопающего глазами Димку.
- А, очухался, малахольный! – с облегчением выдохнул он, и легко поднявшись на ноги, при этом, однако, слегка скривившись, словно ему это движение доставило боль, подошёл поближе, идя слегка враскоряку. – Так, спокойно, только спокойно! Не кипешуй
Он ухватил Димку за щеки – или что там вместо них было, и не позволив вертеть головой во все стороны, как собака хвостом, с неожиданной для такого дрыща, силой, зафиксировал в одном положении. – Смотри мне в глаза! Смотри, говорю!
Димка честно постарался посмотреть на него обоими глазами, но у него ничего не вышло – мужик упорно не попадал в поле его зрения. Осознав это, дядька, со вздохом повернул голову рептилии в сторону, так, чтобы перед ним был один Димкин глаз.
- Теперь ты меня хорошо видишь?
Димка, не разжимая челюстей, угукнул, упустив в этот раз, небольшой клуб дыма.
- Так. Хорошо. Спокойнее, спокойнее, малыш. Яга... Э... Фея Крёстная ввела меня в курс дела, и попросила объяснить всё тебе.
Димка так изумился, что позади него что-то грохнуло, будто обрушился кусок скалы.
«Что?! Фея Крёстная – баба Яга?! Ни хрена себе заявочки!» - мелькнула мысль.
- Ну, я же сказал – спокойнее, ё-моё... – расстроился мужик. – Смотри, ты своим хвостом такой шикарный сталагмит укантропупил. Он мне нравился... Любил я, понимаешь ли, медитировать на него... Ну, да ладно, Ярило с ним. Так вот. Временно – слышишь, временно! Ты занимаешь центральную голову Горыныча. Хозяин башки пока отдыхает, а то, знаешь ли, утомительное это дело, быть центральным, посреди двух таких балбесов... Молчать! – рявкнул мужик, разом обрывая возмущение разобиженных Первой и Второго. Центральный – собственно и есть владелец тела, а эти двое так, болтливое приложение.
С двух сторон послышалось недовольное сопение, но прервать гостя головы не решились, видимо, тот пользовался особым уважением, и вообще, был не так прост, как поначалу Димке показалось.
- Поживёшь немного в теле Горыныча, может, удастся кое-какие проблемы разрулить, а то в последнее время Горынушка совсем в детство впал, поглупел малость. Да-да, ведет себя, как дитё малое, не понимая последствий, а мне – разгребай! – последние слова мужик произнес со значением глядя то на Первую, то на Вторую голову, которые вновь пытались что-то вякнуть в своё оправдание.
- Кто над Добрыней Никитичем потешался? Штаны ему на заднице сжёг? Да ещё на глазах у Василисы? Та так хохотала, что всё село на сие диво поглазеть сбежалося – голозадый богатырь! Так добро бы, только зад все увидали! С него ж порты свалилися, и все увидели, что там не Добрыня, а так, Добрик... Его, кстати, таперича так и кличут! А он поклялся отмстить вам, балбесам!
Добавочные голову смущенно отвернулись и снова принялись изучать свои лапы.
- Ты не переживай, пацан, я понимаю, что для тебя стресс, вот такие скачки из тела в тело – Фея мне всё – всё про тебя обсказала. Но она с твоими мозгами, и этим... Как его... Вос-при-ятием, во! – поработала, авось, не сбесишься. А новый опыт – всегда хорошо, не так ли?
- Эм... – глубокомысленно заметил Димка.
- Да ладно тебе, пацан! Я бы и сам не отказался вот так попрыгать, а то засиделся что-то на одном месте. Я – что? Только в ворона обращаться и могу, вернее, мог, сотни три лет назад, а сейчас уже не тот стал Кощей, не тот...
- Кто? – придушенно прохрипел Димка.
- Ах да, прости! Позволь представиться: царь в отставке - Кощей, он же – Кащей, он же – Карачун, по прозвищу Бессмертный.
- Ни хрена себе, с добрым утром... – пролепетал Димка, впервые как следует оглядываясь.
Он находился внутри грандиозной – даже по его нынешним меркам, пещере, с уютно журчащим водопадиком в углу. Видимо, канализация. В другом углу была неряшливой кучей свалена солома, судя по всему – спальня Горыныча. Повсюду с потолка свешивались мягко сияющие от заглядывающего в многочисленные трещины солнца, сталактиты, а с пола жуткими клыками торчали сталагмиты, один из которых был безжалостно обломан у основания, усиливая схожесть с зубом, только пострадавшим в драке. Из какого-то закутка виделась груда, по всей видимости, золотых монет, посуды, каких-то украшений, оружия и много чего ещё, не поддающееся идентификации.
Но самое странное – высота, с которой всё это обозревал Димка. Казалось, он смотрит со второго этажа, не меньше. Ну, или, по крайней мере, с гаража. Судорожно выдохнув, он принялся осматривать своё новое тело. Опустив голову, узрел мощную, покрытую словно бы бронированными, зеленовато-бурыми пластинами грудь. Такая чешуя наверняка способна выдержать выстрел из танкового орудия. Ниже виднелись лапы, неожиданно бежевого цвета, смущенно застучавшие о пол громадными, затупившимися на концах, когтями. Быстро изогнув шею назад – чтобы не встречаться взглядом ни с одной из дополнительных голов, он ошалело уставился на громадные, сейчас плотно прижатые к спине, крылья.
- Я... Я могу летать? – дрожащим голосом вопросил Димка.
С обеих сторон послышалось снисходительное фырканье, а Кощей, тихо стоявший в сторонке и не мешавший Димкиному самопознанию, невозмутимо отозвался: - Можешь. И ещё как! Лучше бы не мог, скольких проблем мы бы избежали...
Димка счастливо зажмурился: тот краткий полёт в образе серебряного дракона не давал ему покоя и теребил душу. Вот! Наконец-то он понял, что именно волновало его с тех пор, как он очнулся в этом теле! Знакомые ощущения! Хоть и пробыл тогда драконом всего ничего, а ощущение мощи, восторг от управления столь могучим телом, впитались в кровь, или, точнее, в разум, моментально. А полёт! Как он может забыть тот полёт!
Поглощенный этими мыслями, он уже без интереса осмотрел громадный, заканчивающийся чем-то типа, гарпуна, хвост, спокойно взглянул в глаза каждой из боковых голов, и вновь развернулся к Кощею.
- А что, получается, что одна голова – девочка? Как такое может быть? Выходит, Горыныч не совсем самец?
Кощей, колупавший потихоньку торчавший из стены самоцвет, заложил руки за спину, и всё тем же кавалерийским шагом – враскоряку, прошелся туда-сюда.
- Горыныч – гермафродит. Он ни самец, ни самка, и для воспроизводства ему не нужен половой партнёр. Когда надумает, то просто отложит яйцо и все дела.
- А я давно говорю – нам пора заводить ребёночка! Мне уже три тысячи лет, я взрослая давно, а ребёночка так ни разу и не завели! – заверещало рядом с Димкиными ухом, справа.
- А я говорю – рано! – забухтели слева. – Я ещё мир не повидал, а ты – ребёночка!
- А ну, цыть! – рявкнул Кощей. – Какой вам ребёнок, сначала за собой смотреть научитесь, охламоны...
- Скажите, - решил прервать начинающуюся ссору Димка. – Вы себя хорошо чувствуете? А то может, присядете? Я же вижу, что вам ходить больно...
- А... – отмахнулся Кощей, и непроизвольно поправил, видимо, неудобно лежащее хозяйство. – Это моя вечная проблема, от неё, наверно, я избавлюсь, только когда меня сумеют эти проклятые богатыри прибить.
- Как это? – поразился Димка, отмахиваясь от правой головы, решившей проявить к новенькому нежность, и поковыряться у него языком в ухе. – Вы же бессмертный?! Ну, там, яйцо в утке, и все такое...
- Да уж... яйцо... – тяжко вздохнул Кощей. – Всё равно, и так уже почти все знают, похоже. Мне, когда в своё время предоставили возможность выбрать место, где игла - смертушка моя, храниться будет, в голову пришло, что уж про это место точно никто не догадается. Ну, вроде как Ахилл со своей пятой практически неуязвим был. Вот в яйцо мне её и спрятали. В моё. В правое. И на радостях зашифровал – потому как, правила требовали, чтоб я какой-никакой план местонахождения выдал, иначе было нельзя. Не положено. Стукнуло мне в ту пору сто годков. А выражение «столетний дуб» уже тогда было. Штаны тогда назывались сундуки, а рубахи и исподнее я и в то время с вышивкой зверюшек – разных там, зайчиков носил. Вот и получилось у меня: я – дуб, штаны – сундук, исподнее – заяц, ну, а мошна моя, стало быть - утка. Не курицей же было назвать? А утки, они тоже яйца несут... Так и пошло: игла в яйце, яйцо в утке, утка в зайце, заяц в сундуке, ну, а сундук на дубе. Так какая-то сволочь учёная, эту загадку разгадала! И теперь каждый встречный богатырь норовит меня по этому самому сундуку и съездить ногой с развороту! Вот иголочка-то и сдвинулась с места. Воткнулась в яйцо-то, и теперь мне нормально ходить нельзя – царапает, колет. Как дальше жить, скажи, Димитрий Горыныч? Может, подскажешь, своим умишком нестандартным? Я так-то, не отсталый фольклорный элемент, как ты, наверно, мог подумать. У Яги есть блюдечко с яблочком, я через него ваши передачи смотрю, дивлюсь. А за отдельную плату – и со звуком. Только вот нигде там не сказано, как самостоятельно, не разбив яйца, иголку с места сдвинуть. Может, ты чего подскажешь, а?
Это сообщение отредактировал Rasstegaj - 10.06.2019 - 18:21
yaplakal.com