Услышал в новостях об ополченцах Беса-Безлера, снимающих золотые украшения с останков пассажиров, сбитого ими самолета.
Вспомнил сюжеты из книги «Невенчанная губерния», подаренной мне два года назад ее автором, писателем - историком Станиславом Сергеевичем Калиничевым.
Автор, выходец из Донбасса, многолетний корреспондент журнала Огонек в Украине, рассказывает о тяжелейших социальных, моральных, нравственных условиях формирования населения шахтерских поселков этого региона.
Приезжавшие, как правило, на сезонные заработки на шахты нищие крестьяне из прилегающих российских губерний, были вынуждены жить по суровым криминальным законам, пренебрегая моральными устоями и ограничениями
Разврат в шахтных поселках, по утверждению автора книги «Невенчанная губерния», был далеко не последней причиной, по которой коренные жители Донецкого края смотрели на работу под землей, как на безвозвратное грехопадение. Из-за «невенчанных отношений» то и дело вспыхивали драки, поножовщина, нередко совершались убийства.
-------------------------------------------------------------------------------------
В «невенчанной губернии» всё считалось временным: землянки, балаганы, бараки, человеческие связи и знакомства. Презрительно высмеивались не только деревенские ограниченность, растерянность, но и патриархальная добропорядочность.
До революции слово «харцыз» было одним из самых ругательных в Российской империи. Такой вывод можно сделать, прочитав книгу «Невенчанная губерния» писателя - историка С.С. Калиничева о жизни Юзовки и ее окрестностей в начале прошлого века.
«...Отупев от усталости, удушья, ползанья червем во чреве земли, душа в день получки жаждала послабления. Иные уходили в такой загул, что оставляли в кабаке не только получку (ее почему-то называли еще «расплатой»), но и все, что можно оставить. Нередко закладывали кабатчику и паспорт. Потом выкупали его, но не все. Случалось, что проснувшись в одном исподнем и с горящей головешкой под черепом, мужик прихватывал чужие портки или кожух и бежал. Преодолевать большие расстояния не было нужды. Десяток-другой километров — и он попадал с Провиданса на Рыковку, с шахты «Мария» на шахту «Ломбардо». Человек становился харцызом. На подземные работы его принимали, только на еще худших условиях: в расплату с него брали мзду и контрольный десятник, и надзиратель. Был один способ сохранить хоть что-то для себя — пропить».
Шахтеры пропивали «расплату» в кабаках и трактирах (обычных комнатах в три окна, носивших название «зало»), владельцами которых, наряду с местными, были выходцы из Закавказья. Их шахтеры называли «черкесами». Управляющие шахт и рудников охотно нанимали «черкесов» в качестве негласных надзирателей, другими словами, громил. Вместе с полицией, представителей которой население Донбасса в свое время окрестило «фараонами», «черкесы» обязаны были усмирять частые шахтерские бунты. Когда дело шло к забастовке, администрация рудника вызывала казачью сотню. Казаки с особой жестокостью подавляли недовольство жителей шахтерского поселка.
В одном из таких поселков, примыкавшем к копальне под названием «Прохоровка», в начале прошлого века жила семья Плотниковых. Ее глава, Илья Никанорович, в 1910 году, будучи подростком, покинул Рязанскую губернию и, как он сам выражался, «прибежал на Донбасс, в артель к дядьке». В родной деревне после эпидемии холеры из родственников никого не осталось. А близ Дмитриевска (нынешней Макеевки), на одной из шахт кочегаром работал брат матери, он-то и помог сироте устроиться лампоносом. Впоследствии Плотников женился, родил детей, и его сын Константин, став взрослым человеком, переехал в Харцызск.
Константин Ильич записал воспоминания отца о жизни на Прохоровском руднике, который, по утверждениям И.Н. Плотникова, когда-то принадлежал Иловайским. Он говорил, что к тому времени, когда Илья Никанорович стал работать на нем, рудник давно перешел в другие руки.
В конце 80-х годов 20-го века Константин Ильич Плотников, находясь на пенсии, занялся своей родословной, и воспоминания отца, к тому времени уже покойного, ему очень пригодились. Харцызянин решил, что эти материалы будут интересны не только потомкам Ильи Никаноровича, но и более широкому кругу читателей. Он принес их в редакцию городской газеты «Харцызские Вести», где автор этих строк работала в те времена.
Воспоминания бывшего лампоноса, а затем и камеронщика (была такая специальность на шахтах дореволюционного Донбасса, связанная с насосами) представляли собой перечисление всех направлений и стадий труда горнорабочих: плитовых, стволовых, слесарей, лебедчиков, саночников, коногонов, смазчиков, крепильщиков, забойщиков, выборщиков породы и т.д. Даже о ветрогонах шла речь в этих воспоминаниях, то есть о рабочих, обеспечивающих вентиляцию в выработках. Четверть века тому назад «голое» описание производственных процессов в горной отрасли, скажу честно, меня не очень заинтересовало. Не стала эта тема близкой и спустя десятилетия. Вот если бы сын Ильи Никаноровича собрал свидетельства о жизни в шахтерском поселке начала 20 века, представил рассказы отца о значимых событиях времени накануне Первой мировой войны и в ее разгар, тогда можно было бы сделать из его набросков полноценную публикацию.
Станислав Калиничев. Книга Невенчанная губернияПлотниковых вспоминаю потому, что именно благодаря им, я открыла для себя «Невенчанную губернию» Станислава Калиничева. По свидетельствам Константина Ильича, он, прочитав книгу о Донбассе, узнал в одном из героев своего отца, хотя с автором литературно-исторического произведения ни он, ни Илья Никанорович знакомы не были. В чем же совпадения?
В свои четырнадцать лет Илья Плотников, как и герой книги, Сергей Чапрак, был закономерным исключением из неписаного устава, по которому жила рязанская артель на прохоровском руднике. Большинство рязанцев работало на шахте «от покрова до пасхи», то есть сезонно. Другие уже и на лето не уходили в деревню, если семьям удавалось управляться в поле без них. Оторванные от дома, как минимум, на полгода, артельщики находили в шахтных поселках временных жен, в основном, из числа вдов и женщин не самых строгих правил. Почти у всех взрослых мужчин-артельщиков было по две семьи: одна — в деревне на Рязанщине, другая — на Донбассе. Временные жены часто скатывались до положения содержанок на оплате — то у одного шахтера, то у другого. Разврат в шахтных поселках, по утверждению автора книги «Невенчанная губерния», был далеко не последней причиной, по которой коренные жители Донецкого края смотрели на работу под землей, как на безвозвратное грехопадение. Из-за «невенчанных отношений» то и дело вспыхивали драки, поножовщина, нередко совершались убийства.
Поскольку за все непотребства членов артели перед администрацией рудника и полицией отвечал главный артельщик (полувыборная, полуназначаемая л~ «раз««ачамая личность из среды того или иного землячества), этот человек должен был разруливать массу конфликтов. Обычно главными артельщиками становились хитрые, поднаторевшие в делах «конторы» мужики. Все знали, что за проступок одного шахтера — в самом руднике или за его пределами — отвечать придется всей артели. Чтобы избежать солидарной ответственности, землячество вручало своему «главному» энную сумму денег на взятки.
Сто лет назад схема выглядела так. Допустим, в полицию поступал сигнал, что на «Прохоровском» скрывают харцыза — беспаспортного беглого уголовника. Следователь из Юзовки с напускной строгостью составлял протокол допроса надзирателя и контрольного десятника — оба эти человека несли ответственность за сокрытие беспаспортного. Те давали взятку следователю. Представитель правопорядка закрывал глаза на факт присутствия харцыза. Надзиратель и десятник шли к главному артельщику за мздой, которая вдвое перекрывала ту сумму, что взял следователь. Глава артели, считая своих земляков теми дураками, которых, как гласит пословица, и в церкви бьют, драл с них вдвое больше, чем только что отдал начальству. А еще артель должна была регулярно задабривать контрольного мастера и урядника.
Более опасным видом мошенничества, чем эти поборы, были аферы управляющего рудником и главного бухгалтера. По горным нормативам, для крепления лав требовался первосортный лес, так называемый распил. По бумагам, именно он и шел на крепеж. А на деле шахтеры имели дело с сырой древесиной, лесом-маломеркой, отходами санитарных вырубок.
Разница была колоссальная. Шла она в карманы руководителей шахт. Аварий, они, конечно, остерегались, но не так, чтобы уж очень.
Донецк до революцииСитуация, когда технический инспектор горного округа по нескольку раз оставлял предписание о замене изношенного каната на одной и той же шахте, была вполне обычной. Как пишет С.С. Калиничев, «...Россия жила или только текущим днем, или целиком полагаясь на удачу. Не было ничего стабильного, надежного, такого, что есть и останется на будущее. Все было непрочно и скоротечно. Редко кто из деловых людей полагался на упорный труд, образцовую организацию, постепенные улучшения. Больше возлагали надежды на случай: выгодный подряд, субсидию, возможность кого-то объегорить или «законно» украсть».
И вот летом 1914 года «случай» в виде начала Первой мировой войны и участия в ней России открыл гигантские возможности для бесчестных дельцов. Цены на уголь поднялись на 100%, заработная плата на угольных предприятиях осталась прежней. «Крикунов и грамотных», призывавших народ к забастовкам, управляющие шахтами вместе с полицейскими надзирателями рудников (была такая должность) быстро вносили в списки на мобилизацию. Одних бедолаг отправляли на фронт, других везли с фронта. За большие взятки чиновникам военного ведомства шахтовладельцы Донбасса уже с осени 1914 года начали завозить на свои предприятия пленных австрийцев. «Незнакомые с шахтой, безъязыкие и отощавшие пленные часто погибали, причем по-дурацки: одного вагончиком задавит, другой заснет в глухой выработке и задохнется в ней, — пишет автор «Невенчанной губернии». — Только какой за них спрос?»
И вот эти несчастные пленные австрийцы заняли то место в иерархии горнорабочих Донбасса, которое до них занимали харцызы. В свою очередь, по замечанию С.С. Калиничева, «по достатку шахтеры стояли далеко не на последнем месте, но по чисто человеческому состоянию ниже них, пожалуй, никто не падал. Скотская работа и скотская жизнь» Алчность донбасских шахтовладельцев в период Первой мировой войны просто зашкаливала. Весной 1916 года они решил создать общество «Китоперс», которое взяло бы на себя организацию ввоза дешевого, как говорили тогда, «желтого» труда: безработных китайцев, персов, Угольные бароны хорошо понимали, кончится война, уйдут из Донбасса десятки тысяч военнопленных, разбегутся те, кто полез в шахту, чтобы избежать фронта. А с кем тогда работать? С бывшими фронтовиками, которым после войны и сам черт не страшен? Выход жлобы видели один: работать должны машины и бессловесные «желтые», которым можно платить еще меньше, чем беспаспортным харцызам.
Революция 1917 года смешала эти планы. Она стала возможной благодаря трехлетней кровопролитной войне, в которой участвовала Россия. Начало которой положил 19-летний серб Гаврило Принцип, смертельно ранивший престолонаследника Австро-Венгрии эрцгерцога Франца Фердинанда. Теракт случился 28 июня 1914 года в столице Боснии Сараево. Сербы отомстили остро-Венгрии за аннексию Боснии (вместе с Герцеговиной) в 1908 году.
yaplakal.com