Увлечение вниз, поза ребёнка, гордагорай.
Или - дорога длиною в жизнь, Первомай и Первомой, цыпками не покрываться.
Позади холодный апрель 2015-го. Вас, должно быть, интересует - почему люди сходят с ума? Если нет, вы будете теряться в догадках, - почему они с ума не сходят?
Смёрзшиеся комки душ, дабы то, что сбываться пришло, не востребовано было, будто нарочно в наручниках.
Везде холодные закуски. У нас подают горяченькое!
Движения полный мир и слёзы наудачу -
так бы мы могли поставить свою задачу.
А оголтелый революционер, а рифмоплёт?
А кто-то
Всё травит (дустом) анекдоты.
Вся рыба брюхом кверху.
Что же нам остаётся?! Так ведь и вырастили они морозоустойчивую лягушку.
Отряд млекопитающих,
тающих в сумерках недомерков,
таящих не то летающих,
не то плавающих
легко подпрыгивающих и отвечающих
нежной заботе ночи-матери:
передайте, что читающих, чающих, чтящих
в тучной чаще встречаешь не чаще,
чем мечтающих видишь витающими,
чем в руке пистолет у отчаявшихся,
чем желание жить у пропащих
Передайте! - вон тем кричащим
Но полный крепкий мир,
Подводы во вдохах стали,
Им кричали в противодействие,
Их не ждали.
Как тебя занесло, Одиссей?
- Да... - по нужде вышел, только и всего.
Ну и - справил, нужду-то, теперь-то?
Что за блядская жизнь! Что за корабль-дурачок! Что за научная фантастика, как заводской толчок! Золотые заводские развалины. Впрочем, так нам и надо - не успели толком дослышать, а уже бежим в туалет посмотреть. Не успели ещё лариску создать, а уже ей задираем подол.
Зеленовато-мраморные тела морозоустойчивых лягушек, красновато-мраморные тела жароустойчивых апельсинов - рыцари, нахлебники, жирноблещущая сталь подвод. Котик бедный всё опирается на свой живот, на свою Камасутру и Курскую битву.
Теперь протрём очки.
Справа от нас лесенка, по ней идут. Слева от нас тоже лесенка, но на ней стоят. А посредине - мы, мы без лесенки, и мы летим. И куда бы мы ни летели, нам доподлинно всё равно, кто из них прав, а кто лев.
Протанцуем от одних к другим и обратно - откосы политизировались, правое и левое, меняясь местами, открывают п а л ь б у .
Пальба ударяет больнее всего по нам и неимущим слоям той лестницы, по которой идут. Но мы не зря вспомнили про откосы: политизируясь, они лезут в горло каждой песне, и Наполеон Добродин, убравши своесуть, может расслышать:
Толчки в мире следуют один за другим. Это несомненно, и мы не знаем, чем всё закончится. Так что бей в дугу, оголтелый революционер, или вези свою лягушковую залачу на подводах - вряд ли это что-то изменит
Зоревой-зоревой,
Борцовка, медсестра.
Проклятое время.
Может, это что-то изменит.
yaplakal.com