Вокруг него собрался народ. Женщины белыми, тонкого полотна, платочками вытирали ему лицо и сейчас же как святыню прятали эти платочки, орошенные потом святого Мартина.
– Жарко тебе, святой Мартин! – говорили они.
Звонарь смотрел на них скорбным взглядом и невольно морщил нос.
А слезы лились у него и лились.
– Святой Мартин! – приглядевшись к нему, воскликнула женщина. – Ты, уж верно, оплакиваешь прегрешения города Ипра? А отчего дергается кончик твоего доблестного носа? Ведь мы же вняли наставлениям Луиса Вивеса[178] , и теперь у бедняков города Ипра будет и работа, и кусок хлеба. Ах, какие крупные слезы! Что жемчуг! Вот оно где, наше спасение!
А мужчины говорили:
– Как по-твоему, святой Мартин: может быть, следует снести все непотребные дома на Ketelstraat? Но отучим ли мы бедных девушек убегать по ночам из дому ради любовных похождений? Вот ты что скажи!
Внезапно весь народ закричал:
– Причетник идет!
Уленшпигель подошел, схватил Помпилия в охапку, взвалил его себе на закорки и понес, а за ним последовали набожные мужчины и женщины.
– Горе мне! – шепнул Уленшпигелю на ухо несчастный звонарь. – Смерть как хочется почесаться, сын мой!
– Не смей! – цыкнул на него Уленшпигель. – Забыл, что ты – деревянный святой?
Тут он прибавил шагу и доставил Помпилия к настоятелю, а настоятель в это время неистово чесался.
– Ну что, звонарь, ты чесался, как все? – спросил настоятель.
– Нет, ваше высокопреподобие, – отвечал Помпилий.
– Говорил ты или же шевелился?
– Нет, ваше высокопреподобие, – отвечал Помпилий.© Шарль де Костер
yaplakal.com