Вот тебе развёрнутый ответ про глухие деревни.
«Единственного мужика угнали». Как деревню Могильное мобилизовали, лишив шанса на выживаниеЮжноуральский фермер, отец троих детей, не успел даже заготовить для семьи дров на зиму
Деревня Могильное находится в 140 км от Челябинска. Это равнинное и очень уединенное место, где асфальт превращается в пунктир, а всё вокруг кажется неподвижным, как стоп-кадр. Даже клин перелетных птиц будто заклинило, и на улицах такая пустота, словно зловещий сценарий апокалипсиса уже случился. В обычное время здесь почти ничего не происходит, но вот произошла мобилизация, и для деревни, где дееспособные мужчины и так наперечет, это стало ударом под дых. Вообще-то забрали лишь одного жителя, Евгения Курчатова, но для селения из 36 дворов с населением пенсионного возраста это не просто потеря: местные говорят, на Жене было завязано так много, что теперь само выживание Могильного под вопросом. И это даже не фигура речи.
Хотя деревня глухая и называется жутковато, она вовсе не мертвая. Когда Татьяна, жена Евгения, описывает мне хозяйство, я всё время переспрашиваю, не оговорилась ли она. Семья из двух взрослых и трех детей держит 54 коровы, 92 овцы, 5 свиней, 2 лошади, 77 кур, 73 кролика, 41 утку, 19 гусей. Татьяна успевает работать почтальоном (получает 4300 в месяц), Евгений — комбайнером, попутно обихаживая собственное поле, где выращивает корм для скота. Как им удается тянуть всё это на пару, для меня загадка: наверное, просто очень любят такую жизнь. Кроме того, у них есть предпринимательская жилка, ведь эти угодья не свалились на них в виде, допустим, наследства. Всё начиналось с пары коровенок, которые за 11 лет совместной жизни разрослись до внушительного стада.
— Мы всё вкладываем в хозяйство: мясо сдадим, купим что-нибудь, то трактор, то комбайн, — говорит Татьяна. — А недавно Женя мне квадроцикл подарил, чтобы за коровами ездить удобнее было.
Только сейчас комбайн и квадроцикл стоят сломанные, и починить некому: Евгения отправили в Чебаркуль переучиваться на танкиста.
Евгению Курчатову 40 лет, и, не имея офицерского звания, формально он не подходит под первую очередь призыва. Кроме того, у него трое детей, а власти на местном и федеральном уровне заявили, что таких многодетных отцов мобилизовать не будут. Только случилось это позже, чем Евгения вызвали в военкомат.
Татьяна вспоминает:
— 21 сентября объявили мобилизацию, а 23 сентября приходят к нашему дому люди из администрации и с ними женщина из военкомата: она говорит, мол, что, Таня, рада меня видеть? А я ей отвечаю: нет, я тебя не рада видеть, я знаю, зачем вы пришли. Они спрашивают: «Где Евгений? Мы его найти не можем». Я отвечаю: чего его искать-то? В поле он, на комбайне. В общем, на следующий день его вызвали в администрацию, там был какой-то поверхностный медосмотр, и всё — вручили повестку. Мы пытались убеждать их, взяли справку о размерах нашего хозяйства, о том, что он работает на уборочной кампании, что у него трое детей. Никто даже слушать не захотел! 26 сентября Женя уже уехал в Чебаркуль.
Евгений и его могучее хозяйство важны и для деревни в целом — например, соседка Надежда Васильевна говорит, что Женя и водный насос ремонтировал, и снег всегда чистил:
— Его даже просить не надо: он подъедет на тракторе, откинет от дома, уже ходить можно, — говорит она и переходит на возмущенный тон. — Как можно было единственного дееспособного мужика на всю деревню забрать? У нас же тут одни пенсионеры, мы-то что можем? Ну нельзя же совсем без разбора хватать!
Бороться за мужа Татьяна начала с первого же похода в военкомат, собрав все возможные справки. Послушала она и обещания из телевизора.
— Говорили, что будут брать с боевым опытом, что солдат до 35 лет не мобилизуют, а что по факту? И зачем тогда статус многодетного отца, если к нему на третий день пришли? — возмущается она. — Он служил в армии двадцать лет назад, а сейчас у него и здоровье не то, но мужиков же к врачам силой не загонишь, заранее справки не сделали, да и на здоровье не смотрит никто.
Проблема в том, что Евгений по военной специальности — механик-водитель танка. Поэтому, видимо, военкомат закрыл глаза и на его возраст, и на прочие обстоятельства.
— В Чебаркуле они на танковых тренажерах, вроде, ездят, стрелять учатся, — говорит Татьяна. — С одной стороны, хорошо хоть не в Елань, там вообще бардак творится, с другой — ну что толку, если мужика угнали?
Надо отдать должное: борется Татьяна отчаянно. Когда не удалось убедить военкома, она собрала полный комплект документов и подала от лица мужа исковое заявление в Октябрьский районный суд: ответчиками выступают призывная комиссия военкомата в Троицке и Октябрьский военкомат. В заявлении семья просит признать незаконной повестку и отменить решение комиссии по мобилизации.
— Я не понимаю, как можно было призывать главу такого большого хозяйства накануне зимы? — говорит она. — Летом мы бы еще, может быть, как-то приспособились, а сейчас я с ужасом жду холодов. В декабре и январе коровы будут телиться: думаю, получим примерно двенадцать телят. Кто этим будет заниматься? Ладно, птицу мы к зиме уберем, но остальное-то хозяйство куда девать? Мне одной не потянуть всё сразу: и работу, и детей, и скотину.
Старшей дочери Тоне лишь 11 лет: она уже немного помогает матери, например, доит трех коров, но мужской работы всё равно слишком много.
Изначально Татьяна — не деревенская. Раньше она жила в Челябинске, работала продавщицей и, возможно, никогда бы не подумала о сельском быте, если бы не встретила Евгения. Его сестра вышла замуж за брата Татьяны, так что они познакомились накануне свадьбы своих родных. И если сестра Евгения перебралась за мужем в город, то Татьяна в обратном направлении — получилась своеобразная рокировка. Почему она решилась сменить Челябинск на весьма уединенную деревню? Она пожимает плечами:
— Не знаю, наверное, потому что Женю полюбила. Я поначалу кур даже трогать боялась, говорила, я к ним не подойду. Я до сих пор скотину резать не могу. А так я уже привыкла, мне здесь очень нравится, в город совсем не тянет. Раньше я дочек дважды в год возила в Челябинск в игровые комнаты, потому что тут развлечений, конечно, немного. Выбирала время, когда домашней работы поменьше, оставляла Женю на хозяйстве, ехала. А сейчас даже и туда не вырваться.
Бродя по хозяйству Татьяны и Евгения, я думал о том, что они выглядят чуть ли не гениями в организации подсобного хозяйства, ведь не только умудряются содержать и развивать его, но еще и получают от этого удовольствие — много ли вы таких людей знаете? Картинно умирающая российская глубинка, может быть, потому и катится по наклонной, что таких семей мало, а те, что есть, — рубятся под корень. Зачем? Неужели танкисты нам в самом деле важнее людей, способных стать опорой целой деревни? На танкиста, в конце концов, можно выучить почти любого, кто пролезает в тесный люк танка, но далеко не любой обладает талантом создавать вокруг себя жизнь и порядок.
...
Напоследок я спрашиваю, почему деревня носит такое зловещее название — Могильное? Кстати, и улица называется схоже — Могильщиков. Версии расходятся, и кто-то из местных говорит про татарскую деревню с таким названием, а кто-то — про найденные в здешних местах массовые захоронения людей. По одной из местных легенд, во время какого-то нашествия люди пытались спрятаться в яме, но их завалило с головой. И последние дни Татьяна живет с ощущением, что это происходит снова.
Источник