...Войдя в личину исчезника, я пробежал как можно тише, стараясь, чтобы под ногами не хрустело, а шпоры не задевали камешки.
Впереди послышался сухой треск, с большого валуна спрыгнул некто и встал на залитой лунным светом дорожке. Высокий, широкий в плечах человек вышел навстречу и остановился в горделивой позе, загородив дорогу. В грязных лохмотьях, торчащих из-под помятой стальной кирасы, широкополой шляпе, сапоги высокие, с остатками шпор, где потеряны зубчатые колесики. Выглядит жутковато, однако я не заметил в нем привычной для обитателей этого мира согнутости. А еще за плечами небольшой треугольный щит, такие используют обычно конные рыцари.
Жуткий лунный свет держит лицо в тени, я напряг зрение, рассматривая в полумраке блестящие злые глаза, орлиный нос, плотно стиснутые губы. Нижняя челюсть, как у лошади, два шрама на подбородке, еще один – на щеке, да и бровь рассечена пополам так глубоко, что глаз уцелел чудом.
Он стоял, широко расставив ноги, левая рука привычно дернулась кверху. Знакомое движение, так щеголи поддергивают манжеты перед тем, как обнажить меч, однако у этого руки от локтей голые.
– Стой, смертный, – провозгласил он подчеркнуто нагло, – и пади на колени, чтобы я срубил тебе голову без твоего жалкого трепыхания.
Я подумал с дрожью в теле, что мое исчезничество здесь ничего не значит, видят все, как облупленного. С усилием вернулся в обычный вид, и снова неизвестный, казалось, не заметил никакой перемены.
– А ты хто? – спросил я.
Он сказал гордо:
– Я – Леопольд фон Ранке, самый великий грешник на свете!.. Я убивал невинных, насиловал, клятвопреступничал, лгал и предавал. Не было преступления, которое я бы не совершил!.. Но тебя зарублю просто, без затей.
– Почему? – спросил я.
Он посмотрел с некоторым интересом.
– А ты заслуживаешь большего? Четверования хотя бы? Пыток?
– Еще бы, – ответил я. – Сэр Леопольд, а вы нефть на сторону продавали?
Он поперхнулся, переспросил:
– А… как это?
– Даже не знаете? – спросил я. – Ну, сэр Леопольд, вы сама невинность. Вы вообще-то злодействовали с какой целью?
Он спросил оскорбленно:
- Я что, торговец?.. Я человек из благородного сословия!.. Преступление нуждается лишь в предлоге. А дальше одни преступления открывают путь другим. Всякое преступление безрасчетно!
Я кивнул:
– Вы правы. Никакое преступление не может иметь законного основания. Да и не должно. Однако известно, что только слабые совершают преступления. Сильному и счастливому они не нужны. У вас какая слабость?
Он злобно оскалил зубы.
– Слабость убивать тех, кто мне перечит!
Я вскинул руку, останавливая его на полпути.
– Стоп-стоп, сэр Леопольд. Вы говорите о себе как о невероятном бунтаре, ниспровергателе основ, нравственности, законности и всего-всего мироздания, но что-то вы показались мне сейчас каким-то смиренным послушником. Даже, я бы сказал, но боюсь вас оскорбить, робкой овцой…
Он взревел оскорбленно:
– Я?.. Объяснитесь, сэр, до того, как я вас разрублю на куски и буду пожирать ваше сырое мясо!
– Всякое преступление вульгарно, – объяснил я, – точно так же, как всякая вульгарность – преступление. Но я бы пошел дальше… Почему вы, такой великий бунтарь, вдруг смирились и стали кроткой послушной овечкой?
Он проскрежетал зубами:
– Я?
– Вы, – подтвердил я и, не ожидая разъяренного вопля, пояснил: – Почему не бунтуете и здесь?
Он крикнул яростно:
– Вы совсем одурели?.. Мы в аду!.. Здесь отбываем наказания за прошлую жизнь!
Я покачал головой, постарался смотреть высокомерно и с брезгливым состраданием.
– А я вот не сдался. Там я бунтовал, осквернял, буду и здесь. Только теперь уже против здешних устоев и местной нравственности! Даже супротив самой Темной Феи… чтоб она издохла, тварь поганая!
Он застыл, глаза выпучились, как у кальмара. Я упер руки в бока и нагло расхохотался.
– Вы… – проговорил он осевшим голосом, – это о… Темной Фее?
Я сказал победно:
– Что, поджилки затряслись? То-то. Так что молчите о том, какой вы великий преступник.
Захохотав еще громче, я отвернулся и пошел бодро в сторону далекой крепости. Минут через десять за спиной послышался топот догоняющих ног.
Я не стал оглядываться, если все рассчитал верно, этот великий злодей в спину не ударит, потому что…
Он догнал, прокричал счастливо:
– Сэр! Вы подали гениальнейшую идею!..
Я сказал высокомерно:
– Да? Ну тогда за дело. Я иду в Темный Замок, чтобы разнести там все вдрызг, наплевать на их святыни и вообще… ну вы понимаете, обгадить. Сурово, по-мужски. И все это, ха-ха, во имя Господа!
Он сказал с восторгом:
– Да-да, вы сказали великолепно, доблестный и учтивейший сэр!.. Во имя Господа, вот что здешнего дьявола взбесит больше всего!.. Во имя Господа и всех святых!
Он сорвал с головы шляпу и на ходу ухитрился раскланяться со мной галантнейшим образом, что наверняка является здесь явным вызовом порядкам и установкам Темного Мира.
Лицо его сияло, глаза горят, как звезды, он забежал чуть вперед, чтобы видеть мое лицо, и воскликнул ликующе:
– Вы прям, как ангел небесный!.. Ха-ха, так им!.. Ангел, ангел! Я терзался здесь всеми муками от собственной бесцельности, а вы снова дали смысл моей жизни!.. Я могу опять совершать преступления, но теперь не стану размениваться на мелочи!.. Ха-ха, я буду соблюдать все десять заповедей, я ни в чем не нарушу Кодекс Рыцаря, я буду защищать слабых и сирых, я буду терпелив и вежлив…
Я сказал одобрительно:
– Вы прекрасно все поняли, доблестный сэр Леопольд! Никто так не радует дьявола, как нарушитель всех христианских заповедей, но ничто так не разъярит, если прямо в его темном царстве начать их исполнять и вести себя ему назло честно и праведно!
Он сказал жадно:
– Эх, еще бы молитвы вспомнить… Я бы все время читал! Пусть тут от злости переворачиваются. У дьявола будет несварение желудка, а то и вовсе желчь разольется.
– Я напомню, – сказал я и, наткнувшись на его удивленный взгляд, пояснил: – У меня абсолютная память. Могу повторить, к примеру, все, что вы мне сказали, не пропустив ни слова. Потому и молитвы помню. Стоило мне хоть раз где-то услышать…
– Буду весьма признателен, – заверил он. – И вообще… Я – Леопольд фон Ранке, клянусь пойти с вами, сэр, и умереть с вами.
Я возразил:
– Почему обязательно умереть?
Мы все здесь прокляты, – ответил он хвастливо. – Здесь ад, хотя я не видел душ умерших. Но это ад. И возврата из него нет. Мы прокляты, навечно прокляты за свои страшные и невообразимо ужасные преступления!
Я покачал головой.
– Мы не знаем границ милосердия Господа. После смерти нам предстоит ответить на два вопроса. Злой ангел спрашивает: «Как он жил?», Иисус спрашивает: «Как он умер?» После чего берет ваше раскаяние… если оно, конечно, искреннее, сэр Леопольд, и погашает им все грехи, записанные на вашем высоком челе.
Он криво улыбнулся.
– Что-то моя жизнь показала, что в мире нет ни милосердия, ни справедливости.
– Ни чести? – спросил я.
Он помялся.
– Вообще-то и чести нет.
– А что есть?
– Не знаю, – ответил он зло. – Дурь какая-то.
– И вы готовы отдать жизнь за эту дурь?
Он недовольно буркнул:
– Так я ж и сам дурак!
– Я тоже, – сообщил я. – Можете идти со мной. Но теперь вы хотите досадить хозяевам этого мира, верно? Значит, держись так, словно для вас в мире нет ничего дороже рыцарской чести, благородства и воинской взаимопомощи!
Он выкрикнул:
– Сэр! Вы не поверите, но сейчас я в самом деле чувствую, что в этом что-то есть… во всем этом рыцарском. И мне притворяться не надо. Я пойду впереди вас и с песней отдам жизнь во имя Господа. Ха-ха, во имя Господа, против которого я столько грешил! Во имя Господа!.. Аллилуйя!..
– Аминь, – согласился я, но спросил с подозрением: – А что за внезапное рвение отдать жизнь? Все-таки лучше, когда жизнь отдают наши противники.
Он развел руками.
– Главное условие, чтобы умереть красиво. А теперь еще и с хвалой в адрес Господа. Или святой Девы Марии.
– А-а-а, – протянул я, – это важно, чтобы красиво. Очень. Хотя я предпочитаю красиво победить.
– Сэр, – воскликнул он воспламененно, – вы вдохнули в меня жизнь! Как мне в голову не пришло, что грешить можно и здесь? Вы же прокляты, как и я?
...
yaplakal.com