«Я не знаю, куда девалась вся моя армия, а он спрашивает, где седьмой полк!». Отступление после Мукдена.1905 год

Уважение к орденам в армии сильно пало. В России, увидев обвешанного боевыми отличиями офицера, люди могли почтительно поглядывать на него, как на героя. Здесь, при виде такого офицера, прежде всего каждому приходила мысль:
— Охлопота-ал!..
Столь же щедро и бестолково сыпались награды и на нижних чинов. Высшее начальство, обходя госпитали, по собственной воле вешало георгиевские кресты тем, кому хотело. Разумеется, боевых заслуг раненых начальство не знало, — и кресты вешались тем, кто попадался на глаза, кто умел хорошо ответить начальству, кто возбуждал сожаление тяжестью своих поранений. Рассказывали, — и если даже это неправда, то характерна самая возможность таких рассказов, — будто Линевич, обходя госпиталь, повесил георгиевский крест на грудь тяжело раненному солдату, солдата же этого, как оказалось, пристрелил его собственный ротный командир за отказ идти в атаку. В Мозысани у нас лежал один солдат, которому пришлось ампутировать руку: полк был на отдыхе далеко за позициями, залетел шальной 6-дюймовый снаряд и оторвал солдату кисть руки. Случайно его увидел у нас его корпусный командир и «из жалости» выхлопотал солдату георгиевский крест. За солдата было очень приятно, но какою же это являлось профанациею «боевой» награды! Вместе с солдатом тем же снарядом было ранено несколько волов из порционного гурта. Ведь эти волы ничуть не в меньшей мере заслуживали георгиевского креста, чем солдат.

Быть на глазах начальства, тереться около начальства — это было весьма важно для получения награды. В приложении к приказу главнокомандующего (Линевича) от 19 сентября 1905 года за № 2011 объявлено, что награждаются серебряною медалью с надписью «за усердие» на Станиславской ленте «за труды и отлично-усердную службу» прислуга поезда главнокомандующего,  — проводники вагонов такие-то (семь человек) и смазчик такой-то. Я нисколько не сомневаюсь, что все эти лица «отлично -усердно» несли свою легкую службу в поезде главнокомандующего, стоявшем целыми неделями на одном месте. Но вообще приказы были очень небогаты награждениями поездной прислуги. А я видел, как «отлично-усердно» несли свою крайне тяжелую службу проводники и смазчики воинских и санитарных поездов.
Если даже признать вообще пользу отличий и орденов, то все-таки совершенно неоспоримо, что так, как награждения были поставлены в нашей армии, они приносили только вред. Странно награждать за простое исполнение долга, — ведь за неисполнение долга жестоко наказывают. Предполагается (всякий профан так именно и смотрит на боевой орден), что награжденный совершил что-то особенное, исключительное, из ряду выходящее. Но ведь таких на всю армию могут быть только десятки, ну сотня-другая. Слава их подвигов должна греметь по всему миру, имена их должны быть известны всякому. У нас же награжденных были многие тысячи, и о «подвигах» большинства можно было узнать только из наградных списков.

Понятно, что только о наградах везде и говорили, только о наградах и думали. Они мелькали кругом, маня и дразня, такие доступные, такие малотребовательные. Человек был в бою, вокруг него падали убитые и раненые, он, однако, не убежал, — как же не претендовать на награду?
Подобно офицерам, и солдаты каждый свой шаг начинали считать достойным награды. В конце года, уже после заключения мира, наши госпитали были расформированы, и команды отправлены в полки. Солдаты уходили, сильно пьяные, был жестокий мороз, один свалился на дороге и заснул. Его товарищ воротился за полверсты назад и сказал, чтобы пьяного подобрали. Назавтра он является к главному врачу и требует, чтоб его представили к медали «за спасение погибавшего».
— Ты с ума сошел?!
— Никак нет! Я вас покорнейше прошу, как я его спас, то желаю медали... Как вам будет угодно!
— Да, дурья голова, пойми ты! Медаль дается, когда человека спасают с опасностью жизни. А ты что, — версту лишнюю прошел, и за это требуешь медали!
— Как вам будет угодно! Не представите, буду жаловаться... За что обижаете?
Мы, младшие врачи госпиталя, были уже представлены главным врачом к Станиславу третьей степени и получили его за полное ничегонеделание в бою на Шахе. Теперь, после мукденского боя, главный врач представил нас к Анне третьей степени с мечами. Сестер он представил к золотым медалям на анненской ленте, а старшую сестру, уже имевшую золотую медаль, — к серебряной медали на георгиевской ленте. В мотивировке представления было сказано, что мы перевязывали раненых под огнем неприятеля. Мы смеялись и возражали, что перевязывать мы уж потому не могли, что у нас не было даже перевязочного материала. Только старшая сестра, которой для службы в ее общине очень была важна георгиевская ленточка, упорно, под всеобщими улыбками, утверждала, что она перевязывала под огнем. Главный врач всех нас в душе ненавидел, мы, не стесняясь, смеялись при нем над наградами, но он все-таки представлял нас к орденам, потому что это было выгодно; если отличились все его подчиненные, — ясно, и сам он заслуживал награды.

В султановеком госпитале дело было поставлено еще шире. Султанов представил Новицкую к золотой медали на георгиевской ленте, остальных сестер — к серебряным медалям на георгиевской ленте. Обо всех, разумеется, также было написано, что они перевязывали раненых под огнем неприятеля и что при этом особенно отличилась своею самоотверженностью сестра Новицкая.
Но начальник дивизии был у нас теперь другой. Еще к новому году прежний начальник дивизии, вялый и покладистый старик, расстроился нервами и эвакуировался в Россию. На его место попал генерал умный, энергичный и самостоятельный. В конце мукденского боя, во время всеобщей паники, он в порядке привел свою дивизию с левого фланга к железной дороге и задержал наседавших японцев. Рассказывали, что Куропаткин сказал ему: «встречаю первого генерала, который не потерял головы». Этот генерал совсем не хотел считаться с особенными симпатиями, которые питал корпусный командир к султановскому госпиталю. За неделю до мукденского боя он делал инспекторский смотр обоим нашим госпиталям, нашел у Султанова людей плохо устроенными, лошадей худыми, изнуренными, отчетность запущенною и в приказе по дивизии сделал всемогущему Султанову резкий выговор.
Теперь начальник дивизии запротестовал против султановского представления сестер к наградам. Он не находил никаких оснований выделять Новицкую из других сестер: если она действительно заслуживает золотой медали, то одинаково заслуживают ее и другие сестры. Заносчивая Новицкая ужасно этим возмущалась. Султанов давал обед. За одним столом сидела «знать», — корпусный командир, начальник штаба, Новицкая и Султанов, за другим — остальные сестры и штабные чином помельче. Адъютант сообщил сестрам, что всех их собираются представить к золотым медалям. Новицкая услышала это и громко заявила:
— Мне будет очень, очень неприятно, если меня сравняют со всеми!
После этого корпусный стал еще сильнее настаивать перед начальником дивизии, чтоб остальным сестрам были даны серебряные медали. Начальник дивизии решительно ответил:
— Вот в наградном листе графа для замечаний вашего высокопревосходительства, можете там написать, что хотите. А я своего отзыва не изменю.
Сам Султанов получил за мукденский бой очень крупную награду. Однажды, в апреле месяце, корпусный приехал на обед к Султанову и за обедом торжественно повесил ему на шею Анну второй степени с мечами.

всё

http://militera.lib.ru/memo/russian/veresaev_vv/08.html
http://militera.lib.ru/memo/russian/veresaev_vv/10.html

Автор-Военврач полевого госпиталя Викентий Вересаев в действующей армии в годы русско-японской войны.
Фотография. Маньчжурия, 1904—1905 гг.

Дадада, какую проебали страну!!!
Кому попало орденов не давали!!!
А офицеры, дворяне - все как один, сплошь и рядом чистейшие люди.
Жаль только, что реальная война сильно отличается от пьянок по кабакам, балов и картежных игрищ.
А солдаты иногда вспоминают все зуботычины.

О! ымперцы шпалометы расчехлили.

Это сообщение отредактировал bulldozerrr - 4.01.2021 - 04:55

Бессмысленная война.обычнчя авантюра на чужой земле с чудовищными потерями.

Стессель куропаткин . Продали . . Цусима гонор рожестветктго .

BigCap
Советую по теме посмотреть альбом "Манджурия" https://elibrary.orenlib.ru/index.php?dn=do...to=open&id=1204

ТС спасибо, не читал Вересаева. Восполню этот пробел

Тяжёлое чтиво.
Вот там и зародились первые ростки революции. Масса вооружённых солдат почувствовала свою силу и немощь "превосходительств".

Размещено через приложение ЯПлакалъ

Нихуя не меняется. Две войны - одна "За отвагу". Представляли на "Мужика" - хренушки.

Ростки революции -это когда людей за скот держали,а сами на балах икрой давились и балерин долбили.

Позорное поражение в войне показавшее слабость и отсталость экономики, полнейшую некомпетентность военного руководства продажность и коррумпированность руководства страны.

Как всегда за все расплатились кровью солдат.

Выводов не сделали что и привело к поражению в первой мировой войне, к развалу страны и огромным человеческим жертвам не говоря о сломанных судьбах.

Это сообщение отредактировал 780767 - 4.01.2021 - 07:13

Что-то знакомое... хммммм...

История скоро повторится.империи не вечны...

Неудивительно что это белое офицерьё потом проебало босоногим мужикам...

Размещено через приложение ЯПлакалъ

Братоубийственной война.а вам все соревнования босоногих и офицер я.

Бля ... как все знакомо. Даже здесь, в 21 веке вот это слепая боязнь начальства, коему, признаться, все похер.
Это же сколько людей могло выжить, если бы не русское хатаскрайничество. Всего-то выброси пару валенок, и положи раненого.

Тем, кто захочет мне возразить, мол, "приказ" и прочее, я посоветую прочесть этот отрывок заново, где описывается валяющиеся на земле мешки риса, оружия, немощные лошади, и прочее.
Едет такой вот кучер с валенками мимо разгромленных обозов, чьи грузы валяются на земле, и боится взять полуживого человека, ибо за валенки могут по шапке надавать ...
Крысы.

Хотя современные люди точно такие же.

Это сообщение отредактировал OlgaCawrai - 4.01.2021 - 08:59

Видеть японцев на границе никто не хотел.
Но кампания прошла бездарно, руководство велось бездарно, на войне в основном зарабатывали..
И пришлось японцам даже свои земли отдавать..

Вот тож хорошая книга.

да пздц. а я бы хотел японку подолбить.. в кровати..

Про награды, действительно много было награжденых в ту войну. Списки в несколько томов. Прадед участвовал в РЯВ, фельдфебель и с войны пришел полным георгиевским кавалером и с другими медалями. Без ноги и из плена. За то что лишениям подвергся, дали земельный надел дополнительно.

Размещено через приложение ЯПлакалъ

а вот можно подкмать сейчас что-то сильно поменялось!

а так жесть конечно
Цуссима!! © Матрос Железняк

Ой... Да не , не может быть в 21-м веке в скрепной Россиюшке такого

З.Ы. Да, уточню - потери основные у армии бункерного царька не под Алеппо с Пальмирой а на демографическлм фронте.

очень хорошо на эту тему написал современник

Было бы ошибочно думать, что проиграли войну только мы, военные; армия есть только частность, детище своего народа и, при нынешнем способе ее комплектования, будет всегда такой же, каков и сам народ, его положение и правительство. Поэтому гораздо справедливее отнести неудачу войны не только на долю одной армии, а -- всей России.

Мы мерялись на войне с противником числом и качеством войск, их духом, степенью подготовки, умением распоряжаться и оказались слабее, что и было очевидно для каждого. Но, ведь, если бы пришлось сравнивать все остальные стороны нашей государственной жизни с тем же противником, то разве мы не пришли бы к подобному же заключению? Непременно, да оно собственно так и было, только обнаружилось не столь рельефно.

Японцы деятельно готовились в борьбе и не только в чисто военном отношении, они заручились политической и моральной поддержкой других народов.

Война для них явилась действительно делом государственной важности; это сознавал всякий простолюдин, и поэтому она встретила горячую поддержку всего народа. Политика Японии была вполне определенна и понятна, задачи -- ясны, а самая война с Россией, вследствие этого, явилась крайне популярной.

Одним словом, в данном случае война была делом всего народа, а отнюдь не правителя, или какой-нибудь партии, а потому он вложил в нее всю свою душу. Отсюда -- горячий патриотизм, одушевление, удивительная преданность делу и полное согласие всех органов управления. Народ ставил на карту серьезную ставку, но знал, что она того стоит и что выигрыш будет верный.

Вместо целесообразной политики, определенной постановки цели и неуклонного преследования задач -- случайные бросания, личные влияния и партийный авантюризм. <...>

Война не вызывалась государственной необходимостью, это была авантюра, или в лучшем случае партийное увлечение.

И это, конечно, сейчас же сказалось:

-- она не встретила нравственной поддержки привыкшего к молчанию общества, которое не понимало и не разделяло наших стремлений на Дальнем Востоке;
-- общество не знало Маньчжурии, и поэтому война не вызвала в нем одушевления.
-- Народ наш, по исконной привычке делать что велят, не рассуждая, покорно встал на защиту чуждых ему интересов и с удивительной преданностью посылал своих детей умирать в далекую Маньчжурию за ошибки и недобросовестность правящих.

Таким образом, война была чужда народу, не вызывала в нем патриотизма и не встретила сочувствия и поддержки общества.

Если ко всему этому мы прибавим обычную небрежность, беззаботность и формализм наших правящих сфер, позорную недобросовестность многих деятелей, присущий нашим "ведомствам" разлад и преследование личных интересов, да на все это набросим общий покров произвола и безнаказанности, -- то нам будет понятно, какие именно данные могли мы противопоставить нашему врагу в общегосударственном отношении.

Тем не менее, некоторая приподнятость духа, просто в силу привычки, под красивым старинным девизом "за веру, царя и отечество", все же была в начале войны, в счастливый исход которой хотелось верить, но это быстро испарилось под влиянием постоянных неудач.

И к тяжелому положению отечества отнеслись все слои общества не одинаково:

-- в то время, как бюрократия наша чуть не забыла о том, что происходит на Дальнем Востоке, или по крайней мере отнеслась равнодушно,
-- интеллигентское общество резко изменило свое отношение и ударилось в крайность -- не было того обвинения, которое не было бы брошено правительству и армии, злорадство по поводу наших неудач приняло какой-то ожесточенный характер, а многие искренне желали поражения, видя, что только их ценою можно будет впоследствии искупить лучшее будущее.

И только простой народ, в огромном большинстве, отнесся иначе -- непосредственным чувством он понял, что "нашим" приходится плохо, жалел их и горевал, а, сознавая свои силы, смутно предчувствовал, что на Дальнем Востоке происходит что-то неладное.

Эта разность в отношении к войне интеллигенции, бюрократии и народа, по справедливости, должна быть отмечена.

Наш государственный режим, -- режим бюрократии, господства и привилегии высших классов и небрежения низших, -- не мог не сказаться во всей своей полноте в таком сложном явлении как война.
©