Мда. Грушанка. Интересно, по каким ресурсам уважаемый инсайдер шароебится, где новые для слуха русского слова изобретают?
Хотя мы это уже читали. У великого чешского писателя Ярослава Гашека.
Вольноопределяющийся на минуту задумался и затем обратился
к измученному капралу:
-- Вы когда-нибудь читали журнал "Мир животных"?
-- Этот журнал у нас в деревне выписывал трактирщик,--
ответил капрал, явно довольный, что разговор принял другое
направление.-- Большой был любитель санских коз, а они у него
все дохли, так он спрашивал совета в этом журнале.
-- Дорогой друг,-- сказал вольноопределяющийся,-- история,
которую я вам сейчас изложу, со всею очевидностью вам докажет,
что человеку свойственно ошибаться. Господа, там, сзади!
Уверен, что вы перестанете играть в "мясо", ибо то, что я вам
сейчас расскажу, покажется вам очень интересным, хотя бы
потому, что многих специальных терминов вы не поймете. Я
расскажу вам повесть о "Мире животных", чтобы вы позабыли о
наших нынешних военных невзгодах.
Каким образом я стал редактором "Мира животных", этого
весьма интересного журнала,-- долгое время было неразрешимой
загадкой для меня самого. Потом я пришел к убеждению, что мог
пуститься на такую штуку только в состоянии полной
невменяемости. Так далеко завели меня дружеские чувства к
одному моему старому приятелю -- Гaeкy, Гаек добросовестно
редактировал этот журнал, пока не влюбился в дочку его
издателя, Фукса. Фукс прогнал Гаека в два счета со службы и
велел ему подыскать для журнала какого-нибудь порядочного
редактора.
Как видите, тогдашние условия найма и увольнения были
довольно странные.
Когда мой друг Гаек представил меня издателю, тот очень
ласково меня принял и осведомился, имею ли я какое-нибудь
понятие о животных. Моим ответом он остался очень доволен. Я
высказался в том смысле, что всегда очень уважал животных и
видел в них только ступень перехода к человеку и что, с точки
зрения покровительства животным, я особенно прислушивался к их
нуждам и стремлениям. Каждое животное хочет только одного, а
именно: чтобы перед съедением его умертвили по возможности
безболезненно.
Карп, например, с самого своего рождения сохраняет
укоренившееся представление, что очень некрасиво со стороны
кухарки вспарывать ему брюхо заживо. С другой стороны, возьмем
обычай рубить петухам головы. Общество покровительства животных
борется как только может за то, чтобы птицу не резали неопытной
рукой. Скрюченные позы жареных гольцов как нельзя лучше
свидетельствуют о том, что, умирая, они протестуют против того,
чтобы их заживо жарили на маргарине. Что касается индюков...
Тут издатель прервал меня и спросил, знаком ли я с
птицеводством, разведением собак, с кролиководством,
пчеловодством, вообще с жизнью животных во всем ее
многообразии, сумею ли я вырезать из других журналов картинки
для воспроизведения, переводить из иностранных журналов
специальные статьи о животных, умею ли я пользоваться Бремом и
смогу ли писать передовицы из жизни животных применительно к
католическому календарю, к переменам погоды, к периодам охоты,
к скачкам, дрессировке полицейских собак, национальным и
церковным праздникам, короче, обладаю ли я журналистским
кругозором и способностью обрисовать момент в короткой, но
содержательной передовице.
Я заявил, что план правильного ведения такого рода
журнала, как "Мир животных", мною уже давно обдуман и
разработан и что все намеченные отделы и рубрики я вполне могу
взять на себя, так как обладаю всеми необходимыми данными и
знаниями в упомянутых областях.
Моим стремлением будет поднять журнал на небывалую высоту.
Реорганизовать его как в смысле формы, так и содержания. Далее
я сказал, что намерен завести новые разделы, например, "Уголок
юмора зверей", "Животные о животных" (применяясь, конечно, к
политическому моменту), и преподносить читателям сюрприз за
сюрпризом, чтобы они опомниться не смогли, когда будут читать
описание различных животных. Раздел "Звериная хроника" будет
чередоваться с новой программой решения проблемы о домашних
животных и "Движением среди скота".
Издатель опять прервал меня и сказал, что этого вполне
достаточно и что если мне удастся выполнить хотя бы половину,
то он мне подарит парочку карликовых виандоток, получивших
первый приз на последней берлинской выставке домашней птицы: их
владелец тогда же был удостоен золотой медали за отличное
спаривание.
Могу сказать: старался я по мере сил и возможностей и свою
"правительственную" программу выполнял, насколько только
хватало моих способностей; более того: я даже пришел к
открытию, что в своих статьях превзошел самого себя.
Желая преподнести читателю что-нибудь новое и неожиданное,
я сам выдумывал животных. Я исходил из того принципа, что,
например, слон, тигр, лев, обезьяна, крот, лошадь, свинья и так
далее-- давным-давно известны каждому читателю "Мира животных"
и теперь его необходимо расшевелить чем-нибудь новым,
какими-нибудь открытиями. В виде пробы я пустил "сернистого
кита". Этот новый вид кита был величиной с треску и снабжен
пузырем, наполненным муравьиной кислотой, и особенного
устройства клоакой; из нее сернистый кит со взрывом выпускал
особую кислоту, которая одурманивающе действовала на мелкую
рыбешку, пожираемую этим китом. Позднее один английский ученый,
не помню, какую я ему придумал тогда фамилию, назвал эту
кислоту "китовой кислотой". Китовый жир был всем известен, но
новая китовая кислота возбудила интерес, и несколько читателей
запросили редакцию, какой фирмой вырабатывается эта кислота в
чистом виде.
Смею вас уверить, что читатели "Мира животных" вообще
очень любопытны.
Вслед за сернистым китом я открыл целый ряд других
диковинных зверей. Назову хотя бы "благуна продувного" --
млекопитающее из семейства кенгуру, "быка съедобного" --
прототип нашей коровы и "инфузорию сепиевую", которую я
причислил к семейству грызунов.
С каждым днем у меня прибавлялись новые животные. Я сам
был потрясен своими успехами в этой области. Мне никогда раньше
в голову не приходило, что возникнет необходимость столь
основательно дополнить фауну. Никогда бы не подумал, что у
Брема в его "Жизни животных" могло быть пропущено такое
множество животных. Знал ли Брем и его последователи о моем
нетопыре с острова Исландия, о так называемом "нетопыре
заморском", или о моей домашней кошке с вершины горы
Килиманджаро под названием "Пачуха оленья раздражительная"?
Разве кто-нибудь из естествоиспытателей имел до тех пор
хоть малейшее представление о "блохе инженера Куна", которую я
нашел в янтаре и которая была совершенно слепа, так как жила на
доисторическом кроте, который также был слеп, потому что его
прабабушка спаривалась, как я писал в статье, со слепым
"мацаратом пещерным" из Постоенской пещеры, которая в ту эпоху
простиралась до самого теперешнего Балтийского океана.
По этому, незначительному в сущности, поводу возникла
крупная полемика между газетами "Время" и "Чех". "Чех", цитируя
в своем фельетоне -- рубрика "Разное" -- статью об открытой
мною блохе, сделал заключение: "Что бог ни делает, все к
лучшему". "Время", естественно, чисто "реалистически" разбило
мою блоху по всем пунктам, прихватив кстати и преподобного
"Чеха". С той поры, по-видимому, моя счастливая звезда
изобретателя-естествоиспытателя, открывшего целый ряд новых
творений, закатилась. Подписчики "Мира животных" начали
высказывать недовольство.
Поводом к недовольству послужили мои мелкие заметки о
пчеловодстве и птицеводстве. В этих заметках я развил несколько
новых своих собственных теорий, которые буквально вызвали
панику, так как после нескольких моих весьма простых советов
читателям известного пчеловода Пазоурека хватил удар, а на
Шумаве и в Подкрконошах все пчелы погибли. Домашнюю птицу
постиг мор -- словом, все и везде дохло. Подписчики присылали
угрожающие письма. Отказывались от подписки.
Я набросился на диких птиц. До сих пор отлично помню свой
конфликт с редактором "Сельского обозрения", депутатом
клерикалом Йозефом М. Кадлачаком. Началось с того, что я
вырезал из английского журнала "Country Life" /Сельская жизнь
(англ.)/ картинку, изображающую птичку, сидящую на ореховом
дереве. Я назвал ее "ореховкой", точно так же, как не
поколебался бы назвать птицу, сидящую на рябине, "рябиновкой".
Заварилась каша. Кадлачак послал мне открытку, где напал
на меня, утверждая, что это сойка, а вовсе не "ореховка" и
что-де "ореховка" -- это рабский перевод с немецкого
Eichelhaher / Eichel -- желудь (нем.)/.
Я ответил ему письмом, в котором изложил всю свою теорию
относительно "ореховки", пересыпав изложение многочисленными
ругательствами и цитатами из Брема, мною самим придуманными.
Депутат Кадлачак ответил мне передовицей в "Сельском
обозрении".
Мой шеф, пан Фукс, сидел, как всегда, в кафе и читал
местные газеты, так как в последнее время зорко следил за
заметками и рецензиями на мои увлекательные статьи в "Мире
животных". Когда я пришел в кафе, он показал головой на лежащее
на столе "Сельское обозрение" и что-то прошептал, посмотрев на
меня грустными глазами,-- печальное выражение теперь не
исчезало из его глаз.
Я прочел вслух перед всей публикой:
-- "Многоуважаемая редакция! Мною замечено, что ваш журнал
вводит непривычную и необоснованную зоологическую терминологию,
пренебрегая чистотою чешского языка и придумывая всевозможных
животных. Я уже указывал, что вместо общепринятого и с
незапамятных времен употребляемого названия "сойка" ваш
редактор вводит название "желудничка", что является дословным
переводом немецкого термина "Eichelhaher"-- сойка".
-- Сойка,-- безнадежно повторил за мною издатель.
Я спокойно продолжал читать:
-- "В ответ на это я получил от редактора вашего журнала
"Мир животных" письмо, написанное в крайне грубом, вызывающем
тоне и носящее личный характер. В этом письме я был назван
невежественной скотиной -- оскорбление, как известно,
наказуемое. Так порядочные люди не отвечают на замечания
научного характера. Это еще вопрос, кто из нас большая скотина.
Возможно, что мне не следовало делать свои возражения в
открытом письме, а нужно было написать закрытое письмо. Но
ввиду перегруженности работой я не обратил внимания на такие
пустяки. Теперь же, после хамских выпадов вашего редактора
"Мира животных", я считаю своим долгом пригвоздить его к
позорному столбу. Ваш редактор сильно ошибается, считая меня
недоучкой и невежественной скотиной, не имеющей понятия о том,
как называется та или иная птица. Я занимаюсь орнитологией в
течение долгих лет и черпаю свои знания не из мертвых книг, но
в самой природе, у меня в клетках птиц больше, чем за всю свою
жизнь видел ваш редактор, не выходящий за пределы пражских
кабаков и трактиров.
Но все это вещи второстепенные, хотя, конечно, вашему
редактору "Мира животных" не мешало бы убедиться, что
представляет собой тот, кого он обзывает скотиной, прежде чем
нападки эти выйдут в свет и попадутся на глаза читателям в
Моравии, в Фридланде под Мистеком, где до этой статьи у вашего
журнала также были подписчики.
В конце концов дело не в полемике личного характера с
каким-то сумасшедшим, а в том, чтобы восстановить истину.
Поэтому повторяю еще раз, что недопустимо выдумывать новые
названия, исходя из дословного перевода, когда у нас есть всем
известное отечественное -- сойка".
-- Да, сойка,-- с еще большим отчаянием в голосе произнес
мой шеф.
Я спокойно читаю дальше, не давая себя прервать:
-- "Когда неспециалист и хулиган берется не за свое дело,
то это наглость с его стороны. Кто и когда называл сойку
ореховкой? В труде "Наши птицы" на странице сто сорок восемь
есть латинское название -- "Ganulus glandarius В. А.". Это и
есть сойка.
Редактор вашего журнала безусловно должен будет признать,
что я знаю птиц лучше, чем их может знать неспециалист.
Ореховка, по терминологии профессора Баера, является не чем
иным, как mucifraga carycatectes В., и это латинское "Б" не
обозначает, как написал мне ваш редактор, начальную букву слова
"болван". Чешские птицеводы знают только сойку обыкновенную, и
им не известна ваша "желудничка", придуманная господином, к
которому именно и подходит начальная буква "Б", согласно его же
теории.
Наглые выходки, направленные против личности, сути дела не
меняют. Сойка останется сойкой, хотя бы ваш редактор даже
наклал в штаны. Последнее явится только лишним доказательством
того, что автор письма пишет легкомысленно, не по существу
дела, даже если он при этом в возмутительно грубой форме
ссылался на Брема. Так, например, этот грубиян пишет, что
сойка, согласно Брему, страница четыреста пятьдесят два,
относится к отряду крокодиловидных, в то время как на этой
странице говорится о жулане или сорокопуде обыкновенном (Lanius
minorl.) Мало того, этот, мягко выражаясь, невежда ссылается
опять на Брема, заявляя, что сойка относится к отряду
пятнадцатому, между тем как Брем относит вороновых к отряду
семнадцатому, к которому принадлежат и вороны, семейства галок,
причем автор письма настолько нагл, что и меня назвал галкой
(соlaeus) из семейства сорок, ворон синих, из подотряда
болванов неотесанных, хотя на той же странице говорится о
сойках лесных и сороках пестрых".
-- Лесные сойки,-- вздохнул мой издатель, схватившись за
голову.-- Дайте-ка сюда, я дочитаю.
Я испугался, услышав, что издатель во время чтения начал
хрипеть.
-- Груздяк, или дрозд черный, турецкий,-- прохрипел он,--
все равно останется в чешском переводе черным дроздом, а серый
дрозд-- серым.
-- Серого дрозда следует называть рябинником, или
рябиновкой, господин шеф,-- подтвердил я,-- потому что он
питается рябиной.
Пан Фукс отшвырнул газету и залез под бильярд, хрипя
последние слова статьи: "Turdus" / Дрозд (лат)/, груздяк!
-- К черту сойку! -- орал он из-под бильярда.-- Ореховка!
Укушу!
Еле-еле его вытащили. Через три дня он скончался в узком
семейном кругу от воспаления мозга.
Последние его слова перед кончиной в минуту просветления
разума были:
-- Для меня важны не личные интересы, а общее благо. С
этой точки зрения и примите мое последнее суждение как по
существу, так и...-- и икнул.
Это сообщение отредактировал БоRода61 - 30.11.2016 - 18:25
yaplakal.com