Тихие делаНеделю назад это произошло.
Семь дней. Сто шестьдесят восемь часов. Песочные часы моей жизни, перевернутые в тот вечер. Я веду счет. Это единственное, что не позволяет мне разбить зеркало в прихожей.
Я пришел с работы. «Хоум-Март», отдел сантехники. Мой мир — это уплотнители, ключи и молчаливые клиенты с протекающими кранами. В тот день я продал три набора душевых шлангов и один сифон. Запомнил. Детали важны. Они — якоря в бушующем море безумия.
Машины не было. «Форд» сгнил на подъезде к гаражу месяц назад. Шел пешком. Воздух пах приближающимся дождем и мокрым асфальтом. Обычный вечер.
Ключ в замке повернулся с привычным щелчком. Дом не в ипотеке. Этот факт я всегда повторяю про себя, как мантру. Никто не может отнять его за долги. Никто, кроме, возможно, самого дома.
— Я дома! — бросил я, вешая ветровку на вешалку.
Из гостиной донесся голос жены. — Я на кухне!
Голос был ее голосом. Тембр, интонация — все совпадало. Но в нем был легкий, едва уловимый металлический призвук, будто его пропустили через старый транзисторный приемник.
Я прошел на кухню. Люба стояла у плиты, помешивала что-то в кастрюле. Пастернак и сельдерей. Ее ежедневный суп. Она была в своей старой синей футболке, с волосами, собранными в небрежный хвост. Все как всегда.
— Как день? — спросил я, открывая холодильник за банкой пива.
— Обычно, — ответила она, не оборачиваясь. — Отчеты, совещание. Кофе в столовой был отвратительным.
Она рассказала про кофе. Деталь. Якорь. Я кивнул, отпивая из банки. Хмельная горечь была настоящей. Это я знал точно.
Мы поужинали. Поговорили о счетах за электричество, о том, что нужно подстричь кусты под окнами. Ее ответы были безупречны. Ее логика — абсолютна. Но за всем этим сквозила странная, почти механическая точность. Как будто я разговаривал не с женой, а с ее идеальной копией, запрограммированной на симуляцию быта.
Вечером мы смотрели телевизор. Какой-то сериал. Она смеялась в нужных местах. Но смех был… правильным. Лишенным той срывающейся нотки иронии, которая была у настоящей Любы.
Позже мы легли спать. Я лежал на спине и смотрел в потолок. Она лежала рядом, дыша ровно и ритмично, как метроном. Слишком ритмично.
И вот тут это произошло.
Ее телефон, лежавший на тумбочке, завибрировал. Одновременно с ним, синхронно, без малейшей задержки, завибрировал мой.
Она потянулась к своему. Я — к своему.
На ее экране горело мое имя.
На моем экране горело ее имя.
Мы посмотрели друг на друга в полумраке. В ее глазах я увидел то же самое леденящее недоумение, что чувствовал сам. Звериный, первобытный ужас, приправленный абсурдом.
Я нажал кнопку приема. Она нажала кнопку приема.
— Алло? — сказал я в свой телефон.
— Алло? — сказала она в свой телефон.
И из обоих аппаратов, одновременно, донесся наш с ней собственный голос, сказавший «Алло?» в идеальной синхронности.
Тишина. Густая, как смола. Мы сидели, уставившись друг на друга, с телефонами, прижатыми к ушам, слушая собственное дыхание, удвоенное и искаженное электронной петлей.
Я первым нарушил молчание.
— Ты… слышишь меня? — спросил я ее.
Она кивнула, ее глаза были широко раскрыты.
— Да. И я слышу… себя. В телефоне.
— Это какая-то шутка, — прошептал я. — Глюк связи.
— Дом не в ипотеке, — вдруг сказала она, и это было так не к месту, что стало еще страшнее. — Никто не мог провести сюда линию.
Я положил телефон. Она положила телефон. Звонок прекратился. Мы лежали, не двигаясь, разделенные сантиметрами, которые внезапно стали пропастью.
С тех пор прошла неделя. Мы ходим на работу. Готовим ужин. Подстригли кусты. Мы — идеальная супружеская пара, играющая в идеальную супружескую пару.
Но мы больше не разговариваем. Не по-настоящему. Мы общаемся взглядами, жестами. Потому что мы боимся.
yaplakal.com