История взяток в России.
История взятки как преступления восходит к древнейшим временам воз-никновения государства и существования целого ряда людей, которым дру-гие как бы поручали власть над собой ради упорядочения общей жизни. Еще в Моисеевом законодательстве было предусмотрено наказание за принятие взятки судьями. Персидский царь, к примеру, приговорил к смертной казни одного подкупного служителя Фемиды и снятой с него кожей велел покрыть судейское кресло. А 2500 лет назад главный министр одного индийского им-ператора, перечисляя десятки видов чиновничьего казнокрадства и поборов, заключил: «Как о рыбе, плывущей под водой, нельзя сказать, что она пьет воду, так и о правительственном чиновнике нельзя сказать, что он берет себе деньги».
В июне 1830г молодой литератор Э.Перцов принес П.Вяземскому свою только что изданную книгу, которая называлась «Искусство брать взяки». Спустя 175 лет на книжном рынке появится вполне серьезное пособие, кото-рое учит, как давать взятки российским чиновникам. В России граница меж-ду взяткой и платой за труд всегда была довольно условной.
История государственного управления России неразрывно связана с таким явлением, как взяточничество. Эта "примета" русской жизни получила широ-кое освещение не только в художественной литературе, публицистике и вос-поминаниях современников, но и в работах историков, писавших как о бюро-кратии, так и об организации государственного управления.
История борьбы со взяточничеством (путем установления серьезного нака-зания за данное преступление) уходит далеко в прошлое нашего государства. После судебника Русской Правды, с усилением княжеской власти народная юстиция начала терять мало-помалу свое прежнее значение, и к периоду дей-ствия Судебников вся деятельность народа сосредоточивается в руках дьяков - это были юристы, хорошо знакомые со всеми вылазками и больными мес-тами законов. Их деятельность вела к страшнейшему взяточничеству и лихо-имству. Такие преступления по службе: взяточничество, лихоимство, отказ в правосудии и обращают на себя первое и главное внимание законодательст-ва. Судебник Царя Ивана IV начинается и оканчивается ополчением законо-дателя против неправосудия и посулов.
Самостоятельный интерес вызывало и само понятие "взятка". Его характе-ристике уделил большое внимание П. Каблуков в статье "Несколько слов об учреждениях, способствовавших развитию взяточничества в разных государ-ствах", рукописный вариант которой относится к концу 1850-х гг. Автор приходит к выводу, что для обозначения злоупотреблений должностных лиц такое емкое слово, как "взятка" есть только в русском языке. "То, что у нас подразумевается под словом «взятка», у других европейских народов <...> буквально значит: лихоимство, подкуп, совращение, вымогательство, коры-столюбие и <...> означает преступление, постыдное действие..." Но в России взятка далеко не всегда является преступлением, так как она "освящена обы-чаем и терпима правительством" .
Действительно, в России корни взяточничества уходят к истокам государ-ственности и на ранней стадии ее развития смыкаются с другим, не менее ха-рактерным для русской жизни явлением - "кормлением" администрации за счет посадского и уездного населения. Ежедневные записи земских старост в "издержечных" книгах дают представление о мирских расходах на содержа-ние воеводского двора и канцелярии. В книгах аккуратно подсчитывалось, сколько денег, пирогов, мяса, рыбы, свечей, бумаги и прочих припасов "не-сено" воеводе, членам его семьи и подьячим; к концу года эти подношения составляли довольно значительные суммы. "Мирские расходы на воеводу и подьячих, - замечает С.М. Соловьев, - были делом обыкновенным, не возбу-ждали ропота и жалоб". Исключение представляли отдельные случаи, когда "иной воевода хотел кормиться уже слишком сытно" . В таких условиях грань между законными требованиями и злоупотреблениями администрации была трудноуловимой и очень зыбкой.
В московских приказах, несмотря на выплату казенного жалованья боль-шей части служащих, "кормление от дел" также было важным и вполне ле-гальным источником доходов. По подсчетам Н.Ф. Демидовой, эти доходы в три и более раза превышали размеры денежных окладов приказных. В пред-ставлении людей XVII в. существовало четкое деление доходов "от дел" на законные и незаконные, хотя с позиций правовых норм более позднего вре-мени отличия между "почестями", "поминками" и "посулами" были едва раз-личимы. "Почесть" ("почестье") как форма добровольного приношения была известна уже во времена Киевской Руси . Из этих трех видов "корыстных" доходов правительство признавало законными денежные и натуральные при-ношения должностным лицам до начала дела ("почести") и приношения по-сле окончания дела ("поминки"), но преследовало "посулы" (собственно взятки), которые всегда были связаны с нарушением закона, поэтому расце-нивались как вымогательство и "скверные пpибытки" . Именно за "посулы" были биты кнутом кн. Алексей Кропоткин и дьяк Разрядного приказа Иван Семенов. Как следует из указа 1654 г., раскрывающего их вину, царь Алексей Михайлович велел перевести в московскую гостиную сотню торговых людей Гороховца, но после случившегося там пожара отказался от своего решения. Следует заметить, что тогда переселение в Москву радости у торговых людей не вызывало, так как было связано с исполнением разорительных "служб го-сударевых". Воспользовавшись неведением жителей Гороховца о новом ре-шении царя, кн. Кропоткин взял с них за это 150 руб., а дьяк - бочку вина и просил 30 руб. денег. Алексей Михайлович обвинил взяточников в наруше-нии "милостивого приказа ко всем, чтобы жити в правде и в целомудрии бес-корыстно и беспосульно", и, наказав их кнутом, велел записать в разрядной книге, что кн. Кропоткин "вор и посульник" и перевести его семью в Новго-род .
В XVIII в. отношение правительства к получению гражданскими служащи-ми "корыстных" доходов стало менее терпимым. Каждый том Полного соб-рания законов наполнен указами и постановлениями, грозящими "за мздоим-ство" самыми суровыми карами или взывающими к совести и гражданскому долгу служащих. Вместе с тем обилие таких законов красноречиво свиде-тельствует как о распространенности должностных преступлений, так и без-успешности борьбы правительства с этим злом.
Введение в 1715 г. фиксированного жалованья всем гражданским служа-щим не привело к искоренению злоупотреблений. Тем более что в условиях военного времени жалованье выплачивалось нерегулярно и далеко не в пол-ном объеме (в 1723 г. четвертую его часть вычли на нужды государства), а если и выдавали все сполна, то брали подписки о возвращении денег в казну по первому требованию; иногда в связи с отсутствием денег их заменяли пушным товаром. Исследуя этот вопрос, историк М.М. Богословский пришел к выводу, что "государство, заведя сложную канцелярскую машину управле-ния, не имело достаточных средств содержать ее... " . Не получая жалованья, многие чиновники, особенно низших классов, откровенно бедствовали, по-этому взятки были нередко единственным способом выживания .
Как любую преобразовательную эпоху, петровское время отличали повсе-местное взяточничество и беспримерное казнокрадство, которые в первой четверти XVIII в. достигли небывалых размеров и поразили даже тех, кто по своему служебному положению должен был бороться с этими пороками ад-министрации. Ситуацию не могли исправить ни доносы фискалов, ни плети, ни даже казнь сибирского губернатора кн. М.П. Гагарина. Как известно, Петр I намеревался даже издать указ, по которому каждый, "кто украдет у казны лишь столько, чтобы купить веревку, будет на ней повешен". Его остановило откровенное признание генерал-прокурора гр. П.И. Ягужинского, что они все воруют, "только один больше и приметнее, чем другой", и поэтому новый указ может оставить императора без подданных .
Население, со своей стороны, "по памяти глубокой старины" безропотно воспринимало многочисленные поборы должностных лиц как обязанность "кормить" начальство. В жалобах на злоупотребления администрации "корм" всегда противопоставлялся взятке: "корм" давали добровольно, а взятку вы-могали чиновники. Поэтому, как и в XVII в., основная часть мирских сборов посадского и уездного населения расходовалась на чиновников разных при-сутственных мест. В качестве примера приведем бюджетную ведомость од-ной из московских слобод за 1723 г., помещенную в книге А.А. Кизеветтера. Из 116 руб. мирских средств, собранных старостой с жителей Барашевской слободы, 109 руб. (94%) были израсходованы на разных чинов канцелярий Московского магистрата, Бергколлегии, Соляной конторы и других присут-ственных мест в виде денежных и натуральных платежей ("скляниц ренского да церковного" вина, водки, калачей, "кур и рябчиков к празднику", рыбы, сахара и пр.) .
Отмена в 1727 г. наследниками Петра I жалованья для большей части слу-жащих и возврат к допетровскому "кормлению от дел" при помощи "акци-денций" (поборов, приносов), величина которых не была определена зако-ном, окончательно решили этот вопрос не в пользу честного чиновника. Как отмечал Ю.В. Готье, характеризуя российскую бюрократию до реформ Ека-терины II, злоупотребления, за небольшим исключением, "совершали все, начиная от высшего чина областной канцелярии, губернского секретаря, до последнего копииста воеводской канцелярии глухого пригороду; совершали как привычное дело по примеру служащих в канцелярии Сената, коллегий и других высших столичных учреждений". Этими рассказами, по словам исто-рика, "можно наполнить книги, но это были бы книги с очень монотонным содержанием, одинаково относящимся и к XVII, и к XIX столетиям..." .
Екатерина II приняла решительные меры против злоупотреблений админи-страции. В 1763 г. государственный аппарат был вновь переведен на казен-ное содержание, и все служащие, от канцлера до копииста, были обеспечены приличным жалованьем. Как отмечалось в указе 1764 г., правительство, стремясь избавить подданных от взяток судьям и канцелярским служителям, ввело им "довольное жалованье, которое бы они получая не имели уже при-чины, сверх того, к богоненавистной корысти" .
По штатам 1763 г. годовой оклад канцелярского служителя (копииста) со-ставлял: 30 руб. в уездных и 60 руб. в губернских учреждениях, 100-150 руб. в центральных и высших учреждениях . При низких ценах на продукты пи-тания и прежде всего на хлеб, стоивший 10-15 коп. за пуд , такое жалованье не было нищенским. О том, что новые оклады действительно обеспечивали скромное, но честное существование, неоднократно упоминали современни-ки в своих мемуарах. Высшие чины, возглавлявшие центральное и местное управления, были приближены к трону и, помимо денежных окладов, щедро награждались землей и крепостными крестьянами, что в какой-то мере пре-дотвращало крупные злоупотребления. По оценке Ю.В. Готье, нужно "отдать справедливость стараниям Екатерины II": в начале царствования ее сотруд-ники "старались возвысить моральный уровень администрации не только приманкой повышенных окладов или угрозой тяжелых наказаний ослушни-кам законов; они стремились вселить в них более возвышенное представле-ние о самих себе, об их задачах и обязанностях" .
Действительно, в 1770-е гг. злоупотреблений стало меньше, но этот отно-сительно благополучный период был непродолжительным. Заметное к концу XVIII в. падение курса ассигнационного рубля по отношению к серебряному, которое с начала XIX в. приняло угрожающие размеры, не могло не сказаться на материальном положении чиновников, получавших жалованье в ассигна-циях. В 1768-1786 гг. ассигнационный рубль практически равнялся серебря-ному, но с увеличением выпуска ассигнаций его курс менялся. В 1795-1807 гг. он колебался в пределах 65-80 коп. серебром, а с 1807 г. началось его рез-кое падение. Ухудшение материального положения чиновников способство-вало росту злоупотреблений. "Взятка по-прежнему делается необходимой, - писал бытописатель жизни русского общества второй половины XVIII в. ис-торик Н.Д. Чечулин, - честный секретарь, когда таковой встречается, кажется редким явлением, чуть не чудом". А.Т. Болотов и Г.Р. Державин, известные деятели XVIII в., признаются в своих мемуарах, что давали взятки, а слу-живший помощником губернского прокурора Г.И. Добрынин "не скрывает, что сам взял дважды взятку <...> не из жадности, а от стыда, что <...> живет хуже всякого секретаря" .
Обилие таких свидетельств вызывает вполне обоснованный вопрос: как при коррумпированном и абсолютно несостоятельном суде вообще могло существовать общество и государство в течение нескольких столетий? В по-исках ответа историк Б.Н. Миронов приходит, например, к выводу, что пред-ставления о злоупотреблениях администрации сильно преувеличены благо-даря как мемуарной литературе, наполненной голословными утверждениями, так и "историографии, которая некритически пошла за беллетристикой и журналистикой 1850-1860-х гг., осуждавшими дореформенный суд с благо-родной целью утвердить в России более совершенный и справедливый суд" . В этом утверждении есть доля истины, но вряд ли справедливо ставить под сомнение масштабы явления, которое, помимо материалов сенаторских ревизий, нашло широкое отражение в воспоминаниях чиновников и их со-временников, знавших о коррупции администрации не понаслышке.
Свидетельства мемуаристов о повсеместном взяточничестве должностных лиц получили в последнее время и документальное подтверждение. Без пре-увеличения редкой находкой можно назвать "ведомости" о подкупе чиновни-ков Пермской губ., в Отделе письменных источников Государственного Ис-торического музея. Комплекс документов, сохранившихся в одном из дел ар-хивного фонда кн. Голицыных , хронологически охватывает всю первую половину XIX в. и не только подтверждает существование отлаженной сис-темы коррупции, поразившей к середине века все звенья государственного управления, но и позволяет раскрыть механизм ее действия.
Помимо "ведомостей" и относящихся к ним записок, это архивное дело включает еще тетрадь старосты села Яйвенского (пермской вотчины кн. Го-лицыных) "Для записки для почтения разного звания и чина людей употреб-ленных на покупки мирских денег с 1-го мая 1801 по май же месяц 1802 го-да", где по месяцам расписаны мирские расходы "для почтения" чиновников.
"Тетрадь" позволяет взглянуть на проблему взяточничества с позиций ис-торической традиции "кормления" должностных лиц за счет мирских об-ществ, имевшей свое продолжение и в первой половине XIX в. Как в назва-нии "тетради", так и в ее содержании прослеживается определенная связь с таким понятием XVII в., как "почести". Большинство записей включает фор-мулировку: "С общего мирского согласия несено в почтение..." И было "не-сено в почтение": приказчику 5 руб.; поверенному, явившемуся из главного правления при межевании дачи села Яйвенского, 5 руб., ему же "вина брано" на 25 коп.; землемеру "в приезд в господский дом" при межевании за рыбу и прочие припасы плачено 5 руб.; начальнику главных промыслов 50 руб. и 13 рыб линей по 6 коп. за штуку и т.д. Мирской расход за год составил в общей сложности 144 руб. и 1 коп.
Несоизмеримо большие суммы по сравнению со своими крепостными рас-ходовали на содержание администрации кн. Голицыны - владельцы села Яй-венского и многих других имений и предприятий, расположенных в разных губерниях России. Судить о величине и характере этих расходов по одной из губерний - Пермской - дают возможность 13 годовых "ведомостей", охваты-вающих период с мая 1804 г. до мая 1853 г. "Ведомости" составлялись в Главном правлении пермских заводов, промыслов и вотчин кн. Голицыных, куда в течение года со всех имений и предприятий губернии поступали све-дения о денежных и натуральных выдачах местной администрации.
Эти своеобразные отчеты адресовались представителям древнего княже-ского рода, богатейшим людям России, "их сиятельствам, милостивейшим государям князь Александру Михайловичу и князь Сергею Михайловичу" Голицыным. На Урале братьям принадлежали многочисленные заводы, соля-ные варницы и земельные дачи, полученные в наследство от матери, урож-денной Строгановой. После смерти Александра Михайловича (1772-1821) единственным наследником этих богатств стал С.М. Голицын (1779-1859). Современники, отдавая должное щедрости "последнего московского барина" и его заслугам в деле благотворительности, не были высокого мнения о дело-вых качествах и уме кн. Голицына .
В начале XIX в. чиновники, занимавшие высшие должности в губернской администрации, получали исключительно натуральные "презенты". И хотя их стоимость скрупулезно подсчитывалась, но общие суммы были невелики и в редких случаях превышали 150 руб. в год. Секретарям и прочим канцеляр-ским чиновникам платили как мукой, овсом, сеном, так и деньгами, а канце-лярским служителям (приказным) - только деньгами. Иная картина рисуется по "ведомости" за 1852 отчетный год.
Очевидно, что к середине XIX в. главным средством "для снискания благо-склонности" местной администрации стали деньги. Их платили как чиновни-кам, так и выборным лицам, как высшим, так и низшим служащим. В 1852 г. (до мая 1853 г.) на "помощь чиновникам по делам" кн. Голицыными было из-расходовано в общей сложности 29506 руб., из них 1406 руб. припасами, что составило только 5% от всей суммы. Следует заметить, что по сравнению с предыдущими годами расходы 1852 г. были не самыми большими.
Судя по сведениям, расходы кн. Голицыных по этой статье из года в год росли, причем за счет денежных, а не натуральных выплат. Своего пика - около 73 тыс. руб. - они достигли в 1840 г., но уже в следующем году сокра-тились до 38,5 тыс., а к 1844 г. вновь возросли и приблизились к 48 тыс. руб. Годовые суммы слагались из двух составляющих: из выплат конкретным чи-новникам или группам служащих (приказным, счетчикам, смотрителям и др.) и расходов по отдельным делам или учреждениям, которые не всегда нахо-дились в пределах Пермской губ. Например, в 1820 г. по делам пермских владений через Московскую контору кн. Голицыных было израсходовано 3300 руб., в 1829 г. эти траты составили 1766 руб., кроме того 450 руб. было отправлено в Петербург начальнику отделения Горного департамента.
Дорого обходились кн. Голицыну дела по межеванию земель и возникав-шим при этом спорам с соседями о границах владений, которые нередко пре-вращались в многолетние судебные процессы. Практически не прекращались судебные разбирательства по различным вопросам с горнозаводчиком Все-воложским (о приисках, содержащих свинец и серебро, о постройках на спорных участках и др.), гр. С.В. Строгановой (урожденной Голицыной) о незаконной добыче ее людьми жернового (мельничного) камня, о земельных дачах и др.
Платили не только по спорным делам с крупными землевладельцами, но и при межевании земель с удельными и государственными крестьянами, с та-тарскими волостями и даже с городом Пермью. Например, при проводив-шемся в 1829 г. межевании Верхомулинской дачи кн. Голицына и нарезку из нее земли к Перми, землемеру с его командой было заплачено 2140 руб. Судя по значительным суммам, которые расходовались по этим делам, очень часто они решались в пользу кн. Голицына. На это указывают и встречающиеся в отдельных случаях объяснения причин, по которым производились выплаты чиновникам: "за расположение при разыскании межи", "за полезное решение по нашей апелляционной жалобе", "за расположение по делам нашим", "за содействие", "за полезное составление справки" и др.
Дополнительный свет на механизм формирования "ведомостей", характер дел и услуг, оказываемых чиновниками, проливают письменные распоряже-ния кн. С.М. Голицына и "записки" его служащих. Судя по этим документам, кн. Голицын был в курсе всех дел и хорошо знал, когда, кому и за что выпла-чена та или иная сумма, а в отдельных случаях сам выступал в качестве ини-циатора новых выплат. Так, в 1824 г. он назначил ежегодные платежи из Мо-сковской конторы полицейским его квартала: квартальному надзирателю 80 руб. и 30 пудов ржаной муки, а квартальному поручику - 25 руб. и 27 пудов муки в год. Хорошая осведомленность кн. Голицына в делах "секретной кан-целярии" позволяла служащим обращаться к нему с предложениями откро-венно противоправного характера. В "записке", полученной 13 июня 1830 г., у него спрашивают разрешения на выдачу взятки по одному из дел, рассмат-риваемому тогда в палате уголовного суда: "Дабы избавиться совершенно от суда и следствий благоволите. Ваше сиятельство, произвести расход до 50 рублей секретарю этой палаты".
"Записки" служащих Главного правления раскрывают приемы, с помощью которых одерживались победы над противоположной стороной даже в кан-целяриях департаментов Сената. В 1830 г. благоприятное решение в Сенате судебного дела с Всеволожским "о даче села Яйвенского" стоило кн. Голи-цыну почти 6 тыс. руб. Эта сумма распределилась между чиновниками сле-дующим образом:
"Обер-секретарю 3000 руб., секретарю - 2000 руб., повытчику - 600 руб., да ему же особо за копии, одну с поданного к сему делу прошения г. Всеволж-ского, а другую со сделки его Всеволожского с г. Лазаревым, учиненную в 1804 году, 50 руб., регистратору также за услуги по сему делу - 200 руб., и на угощение последних троих употреблено в разное время 75 рублей. Итого - 5925 руб."
Отдельно было уплачено 10 руб. за снятие копии с письма другого судеб-ного противника кн. С.М. Голицына - гр. С.В. Строгановой, в котором она сообщает министру финансов о проблемах, возникших у нее в связи с по-ставками соли казне. Это далеко не единственный пример, свидетельствую-щий, что приемы, используемые служащими кн. Голицына, нередко попада-ли под действие Уголовного кодекса. Подтверждением тому служит и упо-минание о специальной поездке одного из чиновников в уездный город Оханск "для извлечения" из дел земского суда справки о деньгах, которые по судебным решениям должны были поступить в казну от кн. Голицына за по-рубки его крестьянами леса на спорных участках .
Возникает закономерный вопрос: насколько широким был круг лиц, "кормившихся" за счет этих сумм? В связи с существовавшей практикой об-щих выплат приказным и техническим служителям (счетчикам, сторожам, смотрителям и пр.) сведения об индивидуальных их выплатах встречаются крайне редко, и точно установить их число невозможно.
Итак, несмотря на неполноту приведенных данных, число лиц, получавших выплаты по "ведомостям" кн. С.М. Голицына, было довольно значительным. В эти списки вошли практически все чиновники губернских и уездных учре-ждений Перми; был неплохо представлен состав учреждений, прежде всего уездных и земских судов, городов Осы, Оханска, Сарапула, Соликамска, Чердыни и Екатеринбурга; очень редко получали скромные суммы чиновни-ки уездных учреждений Камышлова, Красноуфимска, Кунгура, и совсем не входили в круг интересов кн. Голицына города Верхотурье, Ирбит, Шад-ринск, Далматов и Алапаевск. При этом наиболее обласканы были чиновни-ки и заседатели судебных учреждений: палат уголовного и гражданского су-дов, уездных и земских судов, а также землемеры и служащие Пермского (с 1830 г. Уральского) горного правления. Это учреждение, в 1806-1830 гг. на-ходившееся в Перми, затем в Екатеринбурге, управляло всей горной про-мышленностью на территории горного округа Уральских заводов * и ока-зывало большое влияние на все сферы жизни края. Власть горного правления распространялась как на казенные, так и на частные горные заводы, а его на-чальник исполнял обязанности пермского и вятского генерал-губернатора по горной части . Стараясь охватить своим влиянием служащих всех "полез-ных" учреждений, составители "ведомостей" внимательно следили за кадро-выми изменениями. Новый чиновник или заседатель сразу же вносился в списки и получал денежные или натуральные выплаты без ущерба для своего предшественника, которому они начислялись в последний раз уже как "быв-шему" служащему.
Сравним эти платежи с казенным жалованьем. С введением бумажных де-нег его стали выдавать ассигнациями, что было удобно, пока новая валюта не отличалась от серебра. Но уже в 1808 г. ассигнационный рубль составлял только 53,75 коп. серебром, а в 1811 г. упал до 25.67. В течение последую-щих лет его курс не превышал 27 коп., пока в 1839 г. не был зафиксирован на уровне 28,57 коп. серебром или 3,5 ассигнационных рубля за серебряный рубль . Это соотношение сохранялось до 1849 г., когда ассигнации были полностью изъяты из денежного обращения .
Падение курса бумажных денег по отношению к серебряному рублю при-вело к реальному сокращению окладов и падению жизненного уровня слу-жащих. Если в 1806 г. столоначальник Пермского горного правления в год получал 600 руб. ассигнациями, что соответствовало 438 серебряным руб., то в 1829 г. его оклад, возросший до 1200 руб., равнялся только 320 руб. сереб-ром, а в 1847 г. составлял 343 серебряных руб.
В общих губернских учреждениях оклады служащих были ниже, чем в гор-ном ведомстве. В 1812 г. губернский прокурор, губернский казначей, совет-ники палат уголовного и гражданского судов (чиновники 6 класса) получали по 600 руб. ассигнациями в год; уездный судья (чиновник 8 класса) - 300 руб., исправник, возглавлявший земский суд (чиновник 9 класса), - 250 руб., секретарь (чиновник 10-14 классов) - 350 руб. в губернских и 200 руб. в уезд-ных учреждениях; дворянский заседатель (9-10 классов) - 250 руб. в уездном суде и 200 руб. в земском .
По воспоминаниям поэта М.А. Дмитриева, служившего в конце 1820-х гг. советником московской уголовной палаты, где оклады были выше, чем в других губерниях, его годовой доход состоял из 800 руб. жалованья и 5-6 тыс. руб. ассигнациями, которые приносило плохо управляемое имение в 300 душ крестьян. При условии, что наем дома стоил не меньше 2 тыс. ассигна-циями, он с семьей еле сводил концы с концами . В 1840-е гг. жалованье было несколько увеличено. В 1841 г. оклад уездного казначея составлял 800 руб. ассигнациями или 228 руб. 68 коп. серебром; с учетом 2% вычета в го-сударственное казначейство этот чиновник получал на руки 224 руб. 10 коп. в год . Но повышение окладов явно отставало от роста цен. Так, в 1804 г. пуд ржаной муки в Пермской губ. можно было купить за 38-40 коп., в 1825 г. - за 60-80 коп.; в 1841 г. ее цена доходила до 1 руб. 70 коп., но уже в 1844-1852 гг. не превышала 70 коп. .
По сравнению с казенным жалованьем, "пособия" кн. Голицына пермским чиновникам, особенно в годы правления Николая I , выглядели солидно, а у некоторых классных чиновников превышали их должностные оклады в 2-4 и даже в 6 аз. Так, к окладу в 300 руб. уездный судья получал из Главного правления пермских заводов, промыслов и вотчин кн. Голицыных денежных и натуральных выплат в общей сложности на 600-1600 руб. в год, а 250-рублевое годовое жалованье земского исправника весомо дополняли 1000-1800 руб., поступавшие из того же источника.
Прожить тогда на одно жалованье было практически невозможно. По мне-нию современников, именно материальная необеспеченность гражданских служащих была главной причиной беззакония и беспримерного взяточниче-ства.
В правительственных кругах взятки признавались злом, но при низком жа-лованье служащих - злом неизбежным и неискоренимым. Как отмечалось в "Записке" созданного в 1827 г. Комитета для соображения законов о лихоим-стве, "близкое к нищете положение большей части посвящающих себя граж-данской службе часто самого благорасположенного и лучшей нравственно-сти чиновника невольным образом превращает во врага правительству..." .
Необеспеченность чиновников необходимым жалованьем заставляла пра-вительство достаточно терпимо относиться к должностным преступлениям. По подсчетам П.А. Зайончковского, за 19 лет, с 1841 по 1859 гг., за должно-стные преступления были судимы 78496 чиновников 9-14 классов. Иными словами, в течение года под суд попадало в среднем 4131 человек, что со-ставляло, например, в 1847 г. 8% всех чиновников этих классов, насчиты-вавших 50877 человек.
Однако около половины этих служащих вновь поступали на гражданскую службу. Так, в том же 1847 г. среди чиновников 9-14 классов число бывших под судом составляло около 3,5% (1754 из 50877 человек), а чиновников пер-вых 8-ми классов - 3,7% (400 из 10771 человек) .
Следует заметить, что в случае недоказанной вины чиновника, суд оставлял его "в подозрении"; при такой формулировке пребывание под судом не ска-зывалось на карьере чиновника.
Главной формой должностных преступлений губернской администрации были взятки. По воспоминаниям горного инженера, на Урале недостаток ми-зерного жалованья чиновники компенсировали побочными доходами, кото-рые приносили частные заводоуправления, купечество, промышленники и откупщики. Из этих источников, подразделявшихся на постоянные и времен-ные, они "черпали такие суммы, которые были необходимы для удовлетво-рения потребностей приличной известному чину и положению жизни" .
Одним из главных источников неправедных доходов чиновников служила торговля вином. По мнению А.А. Корнилова, замена в 1817 г. винных отку-пов государственной монополией привела "к развитию необыкновенного во-ровства" среди чиновников . Но тот же историк считал большим злом вос-становление в 1826 г. системы винных откупов, так как откупщики "порабо-тили" местную администрацию. "Губернское чиновничество, - писал Корни-лов, - получало от откупщиков второе содержание, не меньшее нежели ка-зенное. Немудрено, что когда интересы откупщиков сталкивались с чьими-либо интересами, то всегда - как в административных, так и в судебных мес-тах - дело решалось в их пользу" .
Картина, которая, по воспоминаниям современников, рисуется в разных гу-берниях России, очень напоминает ту, что сложилась в Пермской губ., с той только разницей, что роль откупщика в ней играл кн. С.М. Голицын. В этой связи необходимо заметить, что отношения, установившиеся между кн. Го-лицыным и местной администрацией, имели в то время широкое распростра-нение. Например, помещики всех губерний Правобережной Украины, вклю-чая Киевскую, платили чиновникам полиции годовые натуральные и денеж-ные оклады. Не был исключением в этом отношении и киевский губернатор (в 1839-1852 гг.) И.И. Фундуклей, который, будучи очень богатым и безуко-ризненно честным человеком, считал, что если богатые помещики не будут выделять средства на содержание чиновников полиции, "то средства эти они будут получать от воров" . Можно было бы предположить, что тем же ру-ководствовался и кн. С.М. Голицын при выплате "пособий" чиновникам Пермской губ., если бы не материалы его "секретной канцелярии", проли-вающие дополнительный свет на последствия такой "помощи". Наивно также полагать, что чиновник, находясь на содержании у богатого и тем более знатного человека, осмелился бы требовать от него неукоснительного испол-нения закона и сам не нарушил этот закон в знак признательности своему благодетелю.
Это обстоятельство играло далеко не последнюю роль в широком распро-странении злоупотреблений, вызывало неуважение к закону и, в конечном итоге, оказывало развращающее влияние на общество.
К концу 1850 гг., когда стало очевидным, что страна стоит на пороге серь-езных преобразований во всех сферах жизни, возникла возможность для осуществления действенных мер по пресечению злоупотреблений. В ходе ре-визий губернских учреждений открылись столь многочисленные нарушения законности, что при отстранении от службы только "наиболее виноватых и вредных должностных лиц" большинство мест оставались вакантными .
В 1859 г. была проведена ревизия управления государственных имуществ Пермской губ., после которой произошла замена почти всего состава служа-щих "по доказанной неисправности, негодности и взяточничеству" . Еще печальней для чиновников кончались ревизии палат государственных иму-ществ, которые проводил М.Н. Муравьев, назначенный в 1857 г. министром государственных имуществ. "...Были такие палаты, в которых министр весь состав присутствия изгонял вон и, заперев двери присутствия и положивши ключ в свой карман, объявлял, что палата закрыта до сформирования нового для нее состава" . Проведение кардинальных реформ во всех сферах жизни, и прежде всего судебной, вселяло надежды, что взятки и злоупотребления, отличавшие администрацию первой половины XIX в., остались в прошлом. Но это прошлое вскоре напомнило о себе громкими скандалами и судебными процессами, связанными с финансовыми аферами, казнокрадством и круп-ными злоупотреблениями при железнодорожном строительстве, нити кото-рых тянулись в кабинеты столичных чиновников.
Наиболее полно ответственность за взяточничество стала регулироваться в XIX веке. Получение взятки тогда именовалось «мздоимством» и «лихоимст-вом» (последнее считалось наиболее тяжким видом взяточничества). Глава 6 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных (в редакции 1885 года) так и называлась: «О мздоимстве и лихоимстве». Мздоимство есть принятие должностным лицом взятки, добровольно предложенной, в виде вознаграж-дения за оказание служащим служебной услуги, не выходящей за границы его полномочий. Наказание — от денежного взыскания до отрешения от должности. Значительно строже карается (до арестантских отделений) лихо-имство, т. е. принятие служащим вознаграждение за действия, нарушающие служебные обязанности. Самой тяжелой степенью лихоимства признается вымогательство, т. е. вынуждение взятки самим служащим .
В ст. 376 Уложения указывалось, что наказание за получение взятки следует и в том случае, если деньги или вещи были еще не отданы, а только обещаны «по изъявленному им (виновным) на то желанию или согласию». Устанавли-валось также, что если взявший взятку «объявит о том с раскаянием своему начальству» до выполнения незаконных действий, то суд мог смягчить нака-зание до исключения из службы, увольнения от должности или строгого вы-говора с занесением или без занесения в послужной список виновного .
Большевистское государство вмешивалось практически во все сферы жиз-ни, а произвол чиновников, наделенных чрезвычайными полномочиями, имел следствием небывалый расцвет взяточничества. И хотя большевики не любили наказывать своих, в мае 1918г Совнаркому пришлось издать специ-альное постановление, в котором объявлялось, что для взяточника шестиме-сячный срок—не срок. А спустя несколько дней появился и первый совет-ский декрет о взяточничестве, предусматривавший пятилетний срок заклю-чения и конфискацию имущества . Почти одновременно с принятием этого декрета дела о взяточничестве были переданы в ведение революционных трибуналов.
В Уголовном кодексе 1922 г. за взяточничество были установлены суровые наказания вплоть до высшей меры наказания (ст. 114 УК 1922г.). Декрет ВЦИК от 9 октября 1922 г., изменившим ст. 114 и ввел новую ст.114а, нака-зание за неквалифицированный вид взяточничества было установлено в виде лишения свободы на срок не ниже одного года с факультативной конфиска-цией имущества. За квалифицированные виды взяточничества наказание- — лишение свободы на срок не ниже трех лет, а при особо отягчающих обстоя-тельствах - расстрел с конфискацией имущества. За дачу взятки и посредни-чество во взяточничестве установлены были в принципе те же наказания, что и за получение взятки. Строгость наказаний за взятку росла постоянно, но ограничивало масштабы взяточничества отнюдь не это. Дело в том, что при «военном коммунизме» денежное обращение, как известно, практически от-сутствовало, а функции органов управления были настолько неопределенны-ми, что часто было неясно, кому именно следует давать. Массовое взяточни-чество того времени — это изделия из драгоценных металлов и мешки зерна, которыми расплачивались за возможность ввезти продовольствие в город. Зато при НЭПе контролирующие предпринимательскую деятельность чинов-ники часто и в большом количестве.
Не случайно Ленин называл взятку основной напастью в одном ряду с ком-мунистическим чванством и безграмотностью. В 20-е годы взяточничество начали считать одной из форм контрреволюционной деятельности, а с контр-революционерами, как известно, разговор был короткий. «Всем известно, — писал нарком путей сообщения Дзержинский в циркулярном письме,—каких размеров достигло взяточничество во всех областях хозяйственной деятель-ности Республики и что особенно широкое распространение этого зла отме-чается именно на транспорте. Мы должны отдавать себе отчет в том, что взятка имеет глубоко классовый характер, что она есть проявление мелко-буржуазной частнокапиталистической стихии, направленное против основ ныне существующего строя».Кстати, Железный Феликс очень нравился приехавшим в советскую Россию иностранным бизнесменам, поскольку он боролся с мздоимством весьма эффективно. Вот как описывает помощь това-рища Дзержинского Арманд Хаммер, у помощника которого домогался взят-ки железнодорожный чиновник. «Вскоре выяснилось, — вспоминает Хам-мер, — что эшелон задерживает начальник станции, утверждая, что распо-ложенный немного севернее станции мост не выдержит вес двадцати пяти вагонов. «Тогда почему же вы не отправляете вагоны небольшими партия-ми?» — спросили его. Ответ был неубедительным. В конце концов, когда представился случай, он отозвал Вольфа в сторону и зашептал:«Вы человек деловой. Дайте мне пятьсот пудов зерна, приблизительно полвагона, и ваш эшелон будет доставлен». Вольф телеграфировал в Свердловск, и уже через два часа вагоны были в пути. Комендант станции был немедленно отозван и после короткого следствия расстрелян... На транспорте в то время царили ха-ос и взяточничество, однако Дзержинскому в течение года удалось навести порядок».
Статья 117 УК РСФСР 1926 г. определяла взяточничество как получение должностным лицом лично или через посредников в каком бы то ни было виде вознаграждения (взятки) за выполнение или невыполнение в интересах дающего какого-либо действия, которое должностное лицо могло или долж-но было совершить исключительно вследствие своего служебного положе-ния. Закон наказывает такое преступление лишением свободы на срок до двух лет.
Если получение взятки было совершено при отягчающих обстоятельствах, как-то: а) ответственному положении должностного лица, принявшего взят-ку, б) при наличии прежней судимости за взятку или неоднократности полу-чения взятки, в) с применением со стороны принявшего взятку вымогатель-ства, то наказанием в таком случае было лишение свободы со строгой изоля-цией на срок не ниже двух лет, с повышением вплоть до расстрела с конфи-скацией имущества .
В этот период за взяточничество устанавливается самое строгое наказание, когда-либо назначаемое за аналогичное преступление – смертная казнь. В на-стоящее время нельзя сказать об эффективности действия такого рода санк-ций в тот период, т.к. на практике зачастую такое наказание применялось только к «кулачным элементам».
31 октября 1927 г. мера наказания за преступление с отягчающими об-стоятельствами была заменена на лишение свободы на срок не ниже двух лет с конфискацией имущества.
В одном из циркуляров Наркомюста 1927г. предписывается: «В течение... месяца... повсеместно и единовременно назначить к слушанию по возможно-сти исключительно дела о взяточничестве, оповестив об этом в газете, дабы создать по всей республике впечатление единой, массовой и организованно проводимой судебно-карательной кампании». Теперь взяткой стали считать любые подарки, совместительство в двух учреждениях, находящихся между собой в состоянии товарообменных или торговых операций, и т.д. А в 1929г, когда в связи с раскулачиванием взяточничество распространилось и в де-ревне, пленум Верховного суда определил:«Все случаи получения должност-ными лицами магарыча, то есть всякого рода угощения в каком бы то ни бы-ло виде, подлежат квалификации
как получение взятки». Поскольку взяточничество считалось буржуазным пережитком, было принято говорить, что по мере строительства социализма это явление исчезает.
Верховный суд уже в этот период издает специальные постановления, обобщающие накопившийся к тому времени практический материал по рас-сматриваемому виду преступления. Так, в Постановлении от 16 апреля 1931 г. закрепляется, что дача взятки активистам, участвующим в работе советов, как-то: членам секций советов, членам комиссий по проведению хлебозаго-товок и т.п., при выполнении ими возложенных на них заданий в целях со-вершения или отказа от совершения тех или иных действий, а также получе-ние взятки этими активистами являются социально-опасными и должны пре-следоваться в уголовном порядке по аналогии со ст. 118 и ст. 117 УК .
Все случаи получения должностными лицами могарыча, т.е. всякого рода угощения в каком бы то ни было виде, подлежат квалификации как получе-ние взятки по ст. 117 УК. Требование могарыча при найме рабочей силу со стороны должностных лиц также должно квалифицироваться как взяточни-чество по ст. 117 УК. Получение могарыча при найме рабочей силы частны-ми лицами (пастухов и др.) должно квалифицироваться как нарушение тру-дового законодательства (искусственное уменьшение зарплаты) по ст. 133 УК или, если вследствие отказа в угощении нанявшемуся было отказано в приеме на работу, - то по ст. 174 УК за вымогательство.
Верховный суд обращал внимание судов на то, что при возбуждении этих дел, а равно при вынесении приговоров и определений меры социальной за-щиты суды должны иметь в виду, что борьба с этим злом, вкоренившимся в быт, не может быть осуществлена одними лишь судебными мерами и что для искоренения этого явления необходима одновременно длительная и система-тическая работа по мобилизации общественного мнения вокруг этого вопро-са. Поэтому «в уголовном порядке должны быть рассматриваемы лишь наи-более злостные случаи получения могарыча кулацкими элементами. Само собою разумеется, что лица, дававшие могарыч при найме на работу (пастухи и т.п.), никакой ответственности не подлежат» .
В рамках борьбы со взяточничеством в определенный период даже было запрещено совместительство. Как отмечали полномочные органы: иногда получение взятки маскируется под видом получения премиальных, оплаты за совместительство и т.д.
В последующем нормы о взяточничестве получают закрепление в Уголов-ном кодексе РСФСР 1960 г. . За получение взятки устанавливается наказа-ние лишением свободы на срок до десяти лет с конфискацией имущества. Те же действия, совершенные по предварительному сговору группой лиц, или неоднократно, или сопряженные с вымогательством взятки, либо получение взятки в крупном размере наказываются лишением свободы на срок от пяти до пятнадцати лет с конфискацией имущества (ст.173).
Итак, за весь период советского государства и права, взяточничество кара-лось законом достаточно строго. Абсолютно все составы преступления пре-дусматривали в качестве дополнительного наказания «конфискацию имуще-ства».
Вся советская история борьбы со взятками мало отличается от того, как прежде боролись с «посулами». Правда, наказания батогами теперь не при-меняли, зато полюбили кампании.
«Взяточничество,—читаем в вышедшей в 1957г брошюре в помощь юри-стам,— в современных советских условиях стало относительно редким явле-нием». При этом в СССР едва ли можно было найти человека, который нико-гда бы не давал или не брал взятку. В общем, все происходило так же, как при царях, с той лишь разницей, что никто из них, кажется, не объявлял, что взяточничество в основном преодолено, а то, что осталось, является пере-житком монголо-татарского нашествия
yaplakal.com