Мало кто об этом знает - но апартеид в Юар пал благодаря помощи Кубы!
ЮАР || Ангольский разгром || Куба-Ангола-ЮАР и окончание войны
Статья корреспондента Cape Times в США Саймона Барбера. Опубликована 27 июля 1989 года.
Angolan debacle
Cape Times, July, 27th 1989
Simon Barber, Washington, USA
ВАШИНГТОН – Потрепанная Претория, поджав хвост, отступила из Анголы и Намибии – выведя оттуда свои разбитые наголову войска. Другими словами, победили международные санкции и лично Фидель Кастро. Такова точка зрения, ставшая сегодня чрезвычайно модной.
Однако анализ речи Фиделя Кастро, произнесенной им на заседании Госсовета Кубы 9 июля, позволяет сделать иной вывод. Заседание Госсовета было посвящено судьбе генерала Арнальдо Очоа Санчеса, главы кубинской военной миссии в Анголе с ноября 1987 по январь 1989 года. Собственно, смертный приговор Санчесу, которого обвинили в коррупции и наркоторговле, был уже вынесен – Госсовет должен был просто его утвердить.
Из слов Кастро ясно, что к концу 1987 года он пришел к выводу, что МПЛА в экономическом и военном отношении являет собой полную немощь – она безнадежно отстала и проигрывает сражение за сражением. И те 20 миллионов долларов в год, которые (по их словам) получали кубинцы за свою помощь Анголе, получается, были выплачены ни за что. ЮАР и УНИТА регулярно выигрывали. Единственным возможным выходом из этой ситуации для Кастро была демонстрация военной эффективности и почетный уход домой после этого.
Кастро настолько озаботился этим вопросом, что фактически оставил все остальные дела, сосредоточившись на том, чтобы закончить эту войну, управляя ею из Гаваны. Чтобы убедиться, что МПЛА не ведет за его спиной свою игру, он в июне прошлого года обеспечил кубинцам место за столом переговоров. На тот случай, если ЮАР попытается помешать кубинским планам ухода из Анголы, он отдал приказ о бомбежке Ошакати и уничтожении ГЭС в Руакане.
Речь Кастро 9 июля была посвящена тому, чтобы всячески принизить роль Очоа в событиях 1987-1988 года. По словам Кастро выходило, что генерал являл собой образец лености, некомпетентности, недисциплинированности и коррумпированности. В подтверждение своих слов, Кастро подробно рассказал об обороне Куиту-Куанавале и последующем наступлении кубинских частей к намибийской границе. Он даже процитировал свои распоряжения, которые посылал Очоа и его заместителю Леопольдо Синтра Фриасу.
Вот что там было, по словам Кастро.
Когда Очоа прибыл в Луанду в ноябре 1987 года, ангольская армия не могла прийти в себя после поражения у Мавинги. Как сказал Кастро, «ситуация стремительно ухудшалась, ввиду стремительного наступления южноафриканцев и реальной опасности того, что сконцентрированные у Куиту-Куанавале ангольские войска будут уничтожены».
15 ноября кубинская помощь в количестве 15 тысяч личного состава («включая наших лучших пилотов») начала прибывать в Анголу.
«Нас все просили сделать что-нибудь», - пояснил Кастро, выразив этой фразой свое отношение к союзникам. «Мы понимали, что несмотря на то, что мы никоим образом не несем ответственности за ошибки, которые привели к этой ситуации, мы не можем сидеть сложа руки и ждать, пока разразится военная и политическая катастрофа».
По мнению кубинского лидера, в Луанде, в советско-кубинско-ангольском оперативном центре была паника и взаимные упреки: «Необходимо было решить массу проблем». Как заявил в прошлом месяце министр обороны Кубы Рауль Кастро, брат Фиделя Кастро, Очоа был потрясен ситуацией в Анголе. По словам Очоа, «меня послали сюда чтобы я проиграл войну и стал удобным козлом отпущения».
В середине декабря до Гаваны дошли известия, что совместное командование (в отсутствие Очоа, но с его одобрения) согласилось на то, чтобы отвести силы от Куиту-Куанавале и Менонге на север, к Бенгельской ж/д – «по причине того, что в центральной Анголе из-за действий УНИТА и поддержки ЮАР, возникла новая ситуация».
Хотя доклад Кастро в этом моменте выглядит довольно сбивчиво, очень похоже на то, что УНИТА была в шаге от взятия Луэны на востоке, и планировала наступательные операции в провинции Бие. Совместное командование в Луанде, по понятным причинам, стремилось избежать охвата и передислоцировать силы, с тем чтобы отразить возможные атаки.
2 января 1988 года Очоа известил Гавану, что «южноафриканцы отступили и кризисной ситуации у Куиту не наблюдается, посему считаю целесообразным определенные перемещения войск». Однако Кастро не был заинтересован в перегруппировании сил и напрямую отверг предложения Очоа. 12 января он известил Очоа, что «до тех пор пока намерения южноафриканцев не будут полностью ясны, не должно возникать даже мысли об отводе войск на север».
На следующий день, 13 января, части ВС ЮАР и УНИТА перешли в наступление на три ангольских бригады, державшие оборону к востоку от Куиту-Куанавале. Кубинцы, у которых в этот момент, «в Куиту не было ни одного человека» немедленно приказали выдвинуться из Менонге «тактической группе, включая танковый батальон, артиллерию и другие части».
Кастро решил, что ангольцы должны оборонять Куиту до последнего. По его собственным словам, он объявил МПЛА, что Куба берет управление в свои руки. За этим последовала едва ли не ежедневная «бомбардировка» кубинских генералов приказами со стороны Кастро. Он требовал, чтобы они сократили фронт (на 15 километрах располагались 59-я, 25-я и 21-я ангольские бригады), с тем чтобы появилась возможность прикрытии его артиллерией.
С выполнением этих приказов ангольцы, деликатно сказать, не торопились. Очоа был на короткое время вызван в Гавану, где ему было категорически заявлено, что он должен «преодолеть любое сопротивление со стороны наших ангольских союзников и привести в порядок фронт». Без толку. «Дни проходили за днями, а линия фронта так и не была выровнена».
14 февраля южноафриканцы сделали то, чего более всего опасался Кастро. Они прорвались в 5-километровый участок на стыке 21 и 59-й бригад, окружив последнюю. «Ситуация стала угрожающей. Они вполне могли дойти до единственного моста через Куиту и отрезать все три бригады – более 3500 ангольских солдат».
Кубинцы перешли в контратаку, бросив бой танки. При этом они, по подсчетам Кастро, потеряли 7 танков и 14 человек убитыми. Как заявил Кастро, это слишком много – извиняет только то, что «противник бросил против нас более 100 единиц бронетехники». Кубинская контратака позволила ангольцам выиграть время и отступить к реке, где их окончательно загнали в ловушку, поскольку «южноафриканцы, с помощью беспилотного самолета уничтожили мост».
В последовавший за этим период Кастро уделял самое пристальное внимание событиям, требуя постоянных отчетов о том, сколько танков оставалось на каждом берегу реки и почему ангольцы никак не могут привести в порядок свои части.
21 февраля он послал Очоа телеграмму в Луанду: «Мы потеряли много времени и до сих по не можем понять, каким образом наши инструкции или просто наша точка зрения, доходят до Куиту. Мы не знаем, кто несет ответственность за то, чтобы наши приказы были вовремя получены и доведены… похоже, что в цепочке по которой спускаются наши инструкции что-то не то…
Нам кажется, что меры, которые предпринимаются, не адекватны той ситуации, которая сложилась. Командиры не отдают себе отчет о политических, военных и моральных последствиях, которые могут возникнуть в случае ухудшения ситуации при разгроме сил, расположенных к востоку от реки. У этих частей даже нет никаких судов, чтобы сделать то, что сделали британцы при Дюнкерке».
С прибытием на место боевых действий генерала Синтра Фриаса, защитники Куиту смогли, наконец, хоть как-то организоваться и окопались вдоль реки, защищенные с фронта минными полями, а с тыла – артиллерией и ПВО. Южноафриканцы предприняли несколько безуспешных атак, после чего отказались от этой тактики и стали методично бомбить город дальнобойной артиллерией.
Очевидно, что это была вовсе не та демонстрация военной мощи кубинцев, которую желал Кастро. Хотя стратегически южноафриканцы и не достигли победы, (которая была возможна, сумей они отрезать ангольцев до того, как части ФАПЛА перегруппировались), они плотно прижали противника к месту. Ангольская армия более не являлась тем фактором, который стоит учитывать. С другой стороны, кубинцы обезопасили себе фланг для того чтобы сделать следующий шаг.
Наступило время для сольного выступления Кастро – великого, решающего удара, который бы спас репутацию кубинцев, омраченную бестолковостью ангольцев и упрямством самого Фиделя, желавшего, чтобы Куиту не был сдан. 10 марта, основные кубинские силы под командованием Синтра Фриаса и Мигеля Лоренте Леона, получили приказ выдвинуться к намибийской границе из Лубанго. «Началась самая важная из всех стратегических операций».
К началу июня кубинцы, не встретив практически никакого сопротивления, построили укрепленную авиабазу в Кааме и приступили к сооружению второй в Шангонго. Передовые части кубинцев дошли уже до Чипиа, в 50 километрах от Калуэке. Самое главное, однако, заключалось в том, что в этот момент (за три недели до начала второго раунда трехсторонних переговоров) Кастро верил в то, что «мирный процесс стал по настоящему необратимым».
Главной его заботой оставалось то, что южноафриканцы попытаются испортить ему все дело, навязав сражение. 7 июня он послал Очоа очередную инструкцию: «Никоим образом не следует недооценивать информацию о возможном внезапном налете ВВС ЮАР… будьте готовы немедленно контратаковать всеми имеющимися в распоряжении силами, с тем, чтобы полностью уничтожить водохранилища и гидроэлектростанцию в Руакане. будьте также готовы нанести удар по Ошакати и близлежащим аэродромам…для этого используйте части, расположенные в Кааме и любые остальные силы…если противник атакует, не ждите приказов контратаковать, а развивайте наступление сами…»
Эти экстраординарные указания, по всей видимости, были даны без предварительной консультации с ангольским правительством, которое к тому времени имело негласный договор с Преторией – станция в Руакане находится в неприкосновенности. Кастро просто поставил перед фактом президента Жозе Эдуардо душ Сантуша, послалв ему телекс, в котором сообщил, что он отдал приказ своим генералам «привести все части в состояние максимальной боеготовности, принять все меры, чтобы обеспечить безопасность и в случае атаки противника немедленно поднимать в воздух самолеты для отражения нападения».
Если с президентом Анголы Кастро был не очень откровенен, то остальных участников он постарался проинформировать: «Мы известили СССР…мы предупредили всех о возможности того, что можем перейти в решительное наступление в северной Намибии».
Налет ВВС ЮАР так и не случился. Вместо этого 26 июля южноафриканская дальнобойная артиллерия обстреляла позиции кубинцев у Чипиа. Кастро решил, что это явилось достаточным поводом для того, чтобы нанести удар по Руакане. Он телеграфировал Очоа: «Первым шагом должен стать серьезные авиационный удар по лагерю, военным укреплениям и личному составу южноафриканцев в Калуэке и прилегающих территориях…если удастся обнаружить позиции артиллерии, атакуйте их в первую очередь».
В налете ВВС Кубы на Калуэке погибли 12 южноафриканцев, плотина получила серьезнейшие повреждения, а в Претории «поднялся большой шум». Тем не менее, «южноафриканцы удержались от ответного шага», на что и надеялся Кастро: «Мы показали им, на что способны. Теперь что делать решать им, если они намерены продолжать эскалацию».
Пять недель спустя все стороны подписали Нью-йоркские соглашения.
Это был пик военных действий. Начиная с Калуэке, процесс под контроль взяли не военные, а дипломаты. Естественно, не обошлось без проблем и там. 10 октября Кастро проинформировал Очоа, что «все зашло в тупик», и возможно потребуется еще одна демонстрация силы. Но, похоже, это предназначалось скорее для того, чтобы еще раз пугнуть южноафриканцев, нежели для того, чтобы показать ангольцам свою мощь. В Анголе к тому времени ожидали исхода грядущих президентских выборов в США, чтобы после него приступить к выполнению соглашения. Целью демонстрации опять были выбраны Руакана и Калуэке, но Кастро предупредил Очоа: «Я думаю, что южноафриканцы не рискнут опять начать свои действия».
Это не рассказ о поражении ЮАР. Это история о том, как Ангола проиграла войну, и как, кубинцам довольно элегантно (пусть и с большими нервами), удалось дистанцироваться от этого поражения.
* * * * * * * * * * * * * * * * *
Ну и небольшой комментарий. Я не собираюсь касаться темы, кто победил при Куиту-Куанавале (и кто там вообще выиграл в Пограничной войне) – в противном случае Совет ветеранов Анголы откроет против меня второй фронт, у меня и так там уже неоднозначная репутация. (На мой взгляд, достаточно просто посмотреть на поставленные/выполненные цели и цифры потерь). Интересен именно что «кубинский аспект» конечного периода войны.
К концу декабря 1987 года Кастро, как опытный политик, понял, что исход войны в Анголе может быть совсем не таким, как ему хотелось. Опасаясь разгрома кубинцев (не ангольцев – рассуждая цинично, в первую голову его заботили свои части и репутация страны, что вполне объяснимо) он отдал распоряжение кубинским дипломатам установить контакт с южноафриканским представительством ООН в Нью-Йорке – с тем, чтобы изучить возможность разрешения ситуации в Анголе. Он даже намекнул, что это соглашение вполне может быть увязано с намибийским вопросом – именно то, на чем южноафриканцы настаивали уже несколько лет. Кроме того, отношения с СССР также начали потихонечку ухудшаться – появились признаки того, что высшее руководство Союза испытывало разочарование тем, как идут дела в Анголе. Очень важный момент, который почему-то принято нынче опускать – тот факт, что не Претория, а Гавана первая запросила о мире и дала понять, что согласна уйти, скажем дипломатично, не позволяет сделать решительное заявление, что ЮАР проиграла войну.
Что же до непосредственных событий на местах, то южноафриканские военные страстно желали одного – последнего, решительного наступления на Куиту-Куанавале на западе, с тем, чтобы перерубить коммуникации снабжения и окончательно уничтожить кубинско-ангольскую группировку, как говорится, раз и навсегда.
Однако в дело, как это обычно бывает, вмешались политики. Генералы ВС ЮАР находились под сильнейшим прессингом со стороны министерства иностранных дел. МИД требовал от военных, чтобы те остыли и позволили найти кубинцам выход, позволяющий спасти им лицо. В МИДе резонно опасались, что лишняя трепка кубинцев перечеркнет все усилия дипломатов. Поэтому воякам было предложено начать наступление с востока, с тем, чтобы просто отогнать ангольцев за реку Куиту. По мнению Мининдел, успех такого наступления ускорил бы переговорный процесс. Генералы поначалу от такого отказались, заявив, что атаковать позиции так, как предлагают политики они не испытывают ни малейшего желания – слишком хорошо там налажена была оборона. Единственным логичным выходом было бы наступление с запада – но об этом Претория и слышать не хотела. В итоге политики продавили свое решение. Военные, скрепя сердце, согласились.
В дополнение ко всему на ЮАР опять пошло международное давление. 23 декабря 1987 года СБ ООН единогласно принял резолюцию, в которой потребовал немедленного вывода южноафриканских войск с территории Анголы. Рулоф «Пик» Бота, министр иностранных дел ЮАР, отказался эту резолюцию принять, заявив, что южноафриканские войска уйдут только тогда, когда советское и кубинское присутствие в Анголе перестанет угрожать безопасности страны.
Интересен момент, упомянутый в статье – не столько о том, что Кастро взял руководство операцией в свои руки, а то, как он это сделал. Барбер пишет, что Кастро просто поставил душ Сантуша перед фактом. В других источниках встречается, что он все-таки провел с ним консультации. Скорее все-таки первое – дело не в личности Кастро и желании взять все в свои руки, а в том, что вряд ли душ Сантуш согласился бы на разрушение дамбы в Руакане. Как раз правительству Анголы это было нужно в последнюю очередь. Объект был слишком важен не только для Намибии, но и для Анголы, и поэтому между Преторией и Луандой действительно действовал неписанный и негласный договор: ГЭС не трогать.
В то время как южноафриканцы атаковали ангольские позиции (надо отметить, что без особого успеха – атаки в феврале и марте 1988 были отбиты) на дипломатическом фронте велись не менее интенсивные бои. Ангола и Куба дали понять США, что если мирное соглашение будет подписано, то 50 тысяч личного состава ВС Кубы уйдут из Африки. Одновременно США и ФРГ дали понять кубинцам и ангольцам, что СССР также желает вывода кубинских войск. В марте 1988 года министр иностранных дел ЮАР «Пик» Бота, начальник главного управления МИД ЮАР Нил фан Херден, командующий ВС ЮАР генерал Йоханнес «Янни» Гелденьюс встретились с помощником госсекретаря США по африканским вопросам Честером Крокером, министром иностранных дел Анголы Альфонсо Ван-Дунем Мбинда и членом политбюро ЦК КПК Жорже Рискетом. Начало было положено. Кстати сказать, роль Крокера в этих событиях нисколько не стоит преуменьшать – неизвестно какие именно аргументы он представил Рональду Рейгану, но тот их внимательно изучил. И на саммите Горбачев-Рейган в Москве в мае-июне 1988 года, главы СССР и США приняли решение – ЮАР выводит войска из Намибии, Куба выводит свой контингент из Анголы, а СССР резко сокращает свою военную помощь. К концу сентября 1988 года в Анголе должен установиться прочный мир. (У США были и свои резоны – в преддверии выборов администрация хотела увязать миротворческий процесс с кандидатом в президенты Джорджем Бушем).
Для кубинцев это явилось серьезным ударом. 2 июня на конференции неприсоединившихся стран в Гаване Кастро заявил, что у Кубы есть все средства, чтобы образумить южноафриканцев и вышибить их из Анголы.
Но свою последнюю карту Кастро видимо решился разыграть еще до этого. Как для политика прагматичного, для него было важно, чтобы его имя не связывали с поражением. Пока в столицах шли переговоры, а Куиту – бои, кубинские части стали потихоньку перебрасывать на юг, к Намибии. К концу января 1988 года там была сосредоточена группировка из 3,5 тысяч личного состава ВС Кубы. И вот это всерьез встревожило южноафриканцев. Надо отметить, что к Анголе особой неприязни в ЮАР не испытывали, тем более после операции «Саванна». Единственное, что крайне раздражало ЮАР, это тот факт, что МПЛА дает прибежище СВАПО и ПЛАН, ее боевому крылу, поскольку СВАПО с полным на то основанием считались в ЮАР террористами. СССР же считался злом, в общем-то, привычным – то есть если что и ненавидели в Южной Африке, так это rooi gevar, т.е. советский империализм. Но это воспринималось как часть геополитики – т.е. ту часть от которой хотелось бы избавиться и немедленно, но, к сожалению для Претории, это было также неизбежно как дождь или засуха. Но вот к кому относились с крайней неприязнью – это к кубинцам. Ровно по одной причине – их считали наемниками, которые лезут не в свое дело. То есть если участие советских специалистов и поставки советского вооружения в Анголу не то чтобы принимались, но, по крайней мере, понимались (есть огромная безбожная империя зла и она себя ведет, как хочет – ну так то сверхдержаве и положено), то участие кубинцев в Пограничной войне – для ЮАР было невыносимо. Quod licet Jovi non licet bovi – то есть коню с копытом еще «позволялось», но вот раку с клешней… Кстати, стоит учитывать, что к США в ЮАР равно не испытывали большой любви – там (опять же не без оснований) считали, что Вашингтон, пытаясь влезть в африканские конфликты, вмешивается не в свое дело.
С другой стороны, вооруженные силы ЮАР до поры до времени, елико возможно старались воздерживаться от боестолкновений с кубинцами и ангольцами. Основной целью было нанесение ударов по лагерям СВАПО и уничтожение террористических кадров. Но одновременно ЮАР помогала и УНИТА (там тоже было все очень не гладко, но политика всегда сводит разные силы в причудливые комбинации), а злейшим врагом УНИТА была как раз МПЛА и ее вооруженные силы, ФАПЛА. Если в первой половине 1980-х стычек с ФАПЛА и кубинцами старались избегать (вступая в бой только при непосредственной угрозе жизни), и перед каждой операцией инструктировали личный состав, что «мы не воюем с ФАПЛА, мы воюем со СВАПО», то во второй половине жизнь вынудила к непосредственной войне с ФАПЛА – и, соответственно, кубинцами.
Таким образом, появление кубинцев почти у самой границы с Намибией вызвало в Претории серьезную озабоченность. Согласно соглашениям от 1984 года, на полосе приблизительно в 300 км шириной к северу от границы с Намибией могли присутствовать только части ФАПЛА – но никак не СВАПО или кубинцы. На деле, конечно, это соглашение не выполнялось – СВАПО через некоторое время после подписания соглашения вернулось на территорию, южноафриканцы опять начали рейды и т.д. Но надо отметить, что до 1987 года кубинцы там все-таки не появлялись – и сами избегали контактов с южноафриканцами. 1987 явился поворотным пунктом: сначала погиб майор фан дер Мерве (в боестолкновение между южноафриканцами и СВАПО ввязалась кубинская часть), позже в стычке погиб военный медик, капрал дю Тойт. 4 мая 1988 года подразделение южноафриканской армии находилось в разведке на территории Анголы, приблизительно в 50 км, от границы – когда было атаковано кубинцами. В бою погиб один военнослужащий, капрал Хендрик Якобус Фентер, а второй, рядовой Йохан Папенфус был ранен захвачен в плен (его переправили в Гавану, где оказали медицинскую помощь. 31 марта 1989 года Йохана Папенфуса обменяли на пилота ВВС Анголы лейтенанта Домингуша Жозе де Альмейда Винез (захвачен в плен южноафриканцами) и 11 ангольцев и 3 кубинцев, бывших в плену у УНИТА).
Данные южноафриканской разведки заставляли предположить, что кубинцы (не ангольцы!) намерены открыть еще один фронт. Генерал Гелденьюс на брифинге для прессы предположил, что «выдвижение кубинцев на юг является кубинской инициативой, хотя можно предположить, что правительство Анголы знает об этом, но не одобряет таких шагов». (Позже выяснилось, что генерал был прав – источники из разведки, присутствовавшие на переговорах, подтвердили, что, узнав о передвижении кубинцев, ангольские дипломаты были изумлены и крайне разочарованны). Кубинские МиГи начали совершать довольно-таки регулярные облеты границы, не заботясь о возможном нарушении воздушного пространства. При этом кубинцы не атаковали с воздуха – они всего лишь наблюдали за реакцией ЮАР. Реакция была выжидательной – у ЮАР в том районе не было истребителей, способных на перехват кубинских самолетов, а пилоты МиГов благоразумно держались вне досягаемости ПВО ЮАР. К июню 1988 года в районе Течипа, в 30 км к северо-востоку от Руаканы образовалась внушительная группировка кубинских войск – более 10 тысяч л/с. Кроме того, туда были переброшены более 100 танков Т-55 и Т-62, налажены системы ПВО, включая ЗРК «Оса».
Военное командование это крайне тревожило. Генерал Гелденьюс признавался, что общее мнение было таково, что «кубинцы решили признать свое поражение на Лобме, но в качестве восстановления уязвленного самолюбия рискнут провести победную операцию в каком-нибудь другом месте, пусть даже и в Намибии. Информация, поступавшая по линии политической разведки подтверждала данную теорию. При этом сценарии, любые действия ЮАР могли использоваться кубинцами в качестве предлога для атаки целей на территории Намибии – а там активизировалась бы СВАПО, чувствуя кубинскую поддержку».
Министр обороны Магнус Малан и президент Питер Бота отдали приказ – на провокации не поддаваться, держать себя в руках, но находиться в постоянной боеготовности. При этом Бота сказал Гелденьюсу, что «если нога кубинского солдата пересечет границу – ударить по ним со всей мощи». Таким образом, ЮАР оказалась на грани новой полномасштабной войны. Министерство обороны подготовило планы призыва 140 тысяч резервистов – на всякий случай – но проблема заключалась в том, что в непосредственный момент времени ЮАР ничего не могла противопоставить наращиванию кубинского контингента у границы с Намибией (попытки авиаударов оказались безуспешными). И хотя дипломаты заверяли, что СССР вынудит Кубу уйти к концу осени, военные в это верили мало.
В итоге генерал Гелденьюс принял решение, что подразделения 61-го мехбата вкупе с двумя батареями G-5, несколькими взводами танков и Рателей-90 при поддержке 32 батальона должны пересечь Кунене в районе Калуэке и выдвинуться к Течипе. Он надеялся выманить кубинцев на открытое пространство и навязать им бой. 26 июня Течипа была обстреляна южноафриканской артиллерией – артподготовка длилась 6 часов, результатом явилось полное нарушение системы коммуникаций. Однако бомбардировка кубинцев не смутила, и они продолжили свое наступление на Калуэке. Неподалеку от плотины южноафриканцы все-таки встретились с кубинцами – завязался яростный бой. Кроме танков и бронемашин в деле активно участвовала артиллерия (как выяснилось позже ее наводили спецназовцы из 1-го разведполка, скрытно находившиеся в Течипе). Кубинцы потеряли уничтоженными три танка Т-54, три БТР, две ЗУ-23, около десяти единиц транспорта и 300 человек убитыми и ранеными – ЮАР недосчиталась двух Рателей-90 и младшего лейтенанта Мюллера Майринга (еще один офицер получил легкое ранение). После этого кубинцы отступили обратно к Течипе. Но практически одновременно с наземным боем несколько звеньев кубинских МиГов атаковали плотину в Калуэке – плотина была разрушена. Неподалеку от дамбы стояло несколько грузовиков и бронемашин 61-го мехбата. Одна из бомб упала рядом с группой солдат, наблюдавших за атакой на дамбу – 11 человек были убиты на месте. Новость о гибели сразу 12 военнослужащих вызвала шок в стране (тем более, что самому старшему из них было 23 года).
Кубинцы кстати попытались оспорить цифры потерь, заявив, что с их стороны погибли 10 человек, а южноафриканские потери исчисляются сотнями, и, дескать, практически вся тактическая группа была уничтожена меткими кубинскими танкистами. Представитель министерства обороны ЮАР в ответ поинтересовался – почему же в таком случае кубинцы бежали, бросив технику и оставив тела? Ответа он так и не дождался.
Военные требовали мщения за Калуэке – но вмешались опять политики. Ближе к полуночи 27 июня, все командиры подразделений, находящихся в Анголе получили недвусмысленный приказ – уйти на территорию Намибии. С этого момента, как было объявлено «граница с Анголой не должна пересекаться ни в коем случае – но в случае кубинской агрессии войска обязаны оказать решительный отпор».
С точки зрения Кастро войну в Африке выиграла Куба. Заявления кубинской пропагандистской машины о том, что «ЮАР выдохлась, переоценила свои силы и была вынуждена сесть за стол переговоров и позорно отступить» звучали так часто, что в это потихоньку начали верить все кому не лень. В странах социалистической ориентации эта версия была, по понятным причинам, единственно верной. Что же до капитсалистических стран, то свою долю в дело дезинформации внесла и западная пресса, никаких симпатий к ЮАР не испытывавшая. (Стоит помнить о том, что с точки зрения подавляющего большинства американских и европейских СМИ ЮАР являлась образцом тоталитаризма, нарушения прав человека, воплощением в жизнь бесчеловечной системы апартхайда и т.д.). Одновременно Кастро серьезнейшим образом раскритиковал СССР за то, что Союз не помог в достаточной мере уничтожить проклятых расистов.
Парадокс заключается в том, что именно ЮАР позволила Кубе выйти из войны в Анголе, сохранив лицо. Естественно, у Претории были свои причины – но вообще-то они были у всех заинтересованных сторон. В ЮАР не желали полномасштабной войны на своей территории – как-никак а Намибия была территорией Южной Африки – не «терр.окуп.ЮАР», а подмандатной страной, управляемой Южной Африкой, де-факто, пятой провинцией. Ее не желали политики, и не желали военные – хотя последние были настроены решительно. Войны в Намибии также не желали ни США, ни СССР – тем более что последний начал потихоньку сворачивать свою помощь Острову Свободы. Войны не желали и в Анголе – правительство Анголы было крайне недовольно ролью США в качестве посредника и недвусмысленно выражало желание прямых переговоров с Преторией.
Насколько войны в Намибии желал Кастро? Политической воли у него, без сомнения хватило бы. Что до ресурсов – вопрос дискуссионный. Еще неизвестно как бы повел себя в такой ситуации главный союзник Кубы, СССР – в случае если бы Кастро перешел бы ангольско-намибийскую границу. Да и международный скандал грянул бы такой, что мало никому не показалось бы – более чем вероятно, что США немедленно потребовало бы созыва СБ ООН, да и сама ООН оказалась бы в щекотливом положении: в страну, независимости которой она добивается, входят кубинские войска. Вполне вероятно, что и сам Кастро это все понимал. Посему, сделав несколько угрожающих жестов и влепив парочку плюх ЮАР (южноафриканцы, стиснув зубы, это стерпели), он решил завязать с этой войной и удалился весь в белом.
Хотя есть один интереснейший момент. Наверное самой большой загадкой остается следующая: США знали о планах Кастро продемонстрировать свою военную мощь у границ Намибии, и возможном нападении кубинцев. В августе 1988 года New York Times процитировала одного высокопоставленного сотрудника МИД Кубы, заявившего, что «начиная с марта администрация Рейгана была проинформирована о наших планах в отношении ЮАР, в частности о том, что мы собираемся бить южноафриканцев на их территории». Более того, представитель Госдепартамента США подтвердила, что в Вашингтоне знали о авианалете ВВС Кубы на Калуэке. Знали, но южноафриканцев не предупредили. Удивительный мир дипломатии…
Что интересно – был неплохой шанс покончить с этой войной немного раньше. 6 марта 1988 года министр обороны ЮАР напрямую обратился к СССР с предложением: если СССР соглашается на то, чтобы в Луанде было нейтральное правительство, не присоединившееся ни к какому блоку, то и Претория отказывается от своих притязаний и не намерена склонять это правительство к союзу с ЮАР. Предложение, надо сказать, прозвучало как гром с ясного неба – если бы его озвучил либерал «Пик» Бота, то по крайней мере было бы понятно, но Малан… Именно упертый министр обороны чуть ли не ежедневно предупреждал со всех углов об опасности советского империализма, именно для него СССР являлся едва ли не в буквальном смысле воплощением зла – и тут такое. В Вашингтоне изумление было куда как сильным – в Москве, надо сказать, чуть меньшим.
На самом деле Малан (естественно) говорил не от своего имени, а озвучил позицию правительства. Дело в том, что поддержка южноафриканцами УНИТА никогда не строилась на идеологии в стиле «убей-красных». И вообще ЮАР была заинтересована в Анголе только в контексте пограничной войны. Совсем огрубляя – южноафриканцам было наплевать, какое правительство находится в Луанде, лишь бы оно не оказывало помощь СВАПО. Равным образом – в конечном итоге – Претории было наплевать, какое правительство будет в Виндхуке – при условии, что оно не будет вмешиваться в южноафриканские дела.
Что до США, то надо учитывать, что к тому моменту отношения двух стран были не в самой лучшей форме. Под флагом борьбы с апартхайдом, конгресс проголосовал за дальнейшие торговые санкции. Одновременно, ЮАР считала себя региональной сверхдержавой, вполне способной обойтись без указаний с другой стороны Атлантики.
В СССР правда призыв Малана отвергли. Геннадий Герасимов, начальник Управления печати МИД СССР заявил журналистам, что «…по нашему мнению, правительство Южно-Африканской Республики не желает обсуждать единственный по настоящему важный вопрос – а именно демонтаж системы апартеида, а также вмешательство в дела соседних стран, в частности Анголы и Намибии». Тем не менее, неофициально в разных дипломатических кругах выражалось понимание шага Малана.
Кроме того, в самой Луанде все чаше раздавались голоса о прямых переговорах с ЮАР. Во второй половине марта всплыло несколько интересных подробностей. Во-первых, одно из португальских информагенств заявило, что в его распоряжении находятся свидетельства о том, что президент душ Сантуш направил предложение президенту Боте послание с просьбой о личной встрече. Почти одновременно, один из ангольских министров заявил, что его правительство рассматривает возможность прямых переговоров с ЮАР: «…пришло время напрямую разговаривать с Преторией. В качестве посредника на переговорах США потеряли наше доверие». После этого лиссабонский корреспондент SAPA Кен Поттингер процитировал некоего «высокопоставленного источника в вооруженных силах Анголы» - «ФАПЛА понесла такие потери за последние месяцы, что в правительстве Анголы возможность переговоров с ЮАР рассматривается более чем пристально».
Остальное, как говорится, история. В начале августа 1988 года в Женеве был подписан протокол, согласно которому «вывод южноафриканских войск с территории Анголы должен начаться не позднее 10 августа и завершиться не позднее 10 сентября». 30 августа последние южноафриканские части пересекли ангольско-намибийскую границу и окончательно покинули Анголу. К ноябрю 1989 южноафриканцы полностью ушли из Намибии, в марте 1990 года в ней прошли всеобщие выборы, и она была признана независимой. Последний кубинский солдат покинул Анголу в июле 1991 года.
http://tiomkin.livejournal.com/766015.html
yaplakal.com