Давненько прочитал книгу, Сайер Ги «Последний солдат Третьего рейха», воспоминания солдата, в нем описан эпизод.
Подошел обер-ефрейтор и рявкнул так, как в прежние времена в Хемнице:
— Приготовиться к проверке, подготовить документы и оружие!
От такого приема нам стало совсем не по себе.
— Предъявите документы, — снова прорычал жандарм.
Он допрашивал лейтенанта, стоявшего прямо передо мной.
— Где ваш взвод, лейтенант?
— Уничтожен, господин жандарм. Одни пропали без вести, другие погибли. Нам пришлось нелегко.
Жандарм не обратил внимания на его слова, продолжая листать документы:
— Вы оставили свой взвод?
Мгновение лейтенант молчал. Воцарилась тягостная тишина.
— Это что, военно-полевой суд? — громко спросил он.
К тому же у лей генанта не было полагающегося ему бинокля. Жандарм был просто поражен. То, что перед ним стоит чудом оставшийся в живых человек, потерявший десять килограммов веса, его не удивляло. Зато пропал выданный всем офицерам «цейс», а также футляр для карты и список взвода, за который отвечал лейтенант. Слишком многого не хватало. Армия не разбрасывается вооружением. Немецкий солдат скорее умрет, чем будет швырять где попало армейскую собственность.
Лейтенанта приписали к штрафному батальону, а с петлиц сняли три лычки. Ему еще повезло. Смотреть на него было жалко. Его отвели в сторонку два солдата.
Настала моя очередь. Я застыл от страха. Достал документы из внутреннего кармана. Жандарм просмотрел их, бросив на меня укоряющий взгляд. Но мой жалкий вид несколько смягчил его. Молча он продолжал разглядывать бумажки.
К счастью, я соединился со своей частью, поэтому избежал необходимости подписывать какие-либо бумаги. Кружилась голова, ноги стали как ватные. Жандарм зачитал список предметов, которые обязаны иметь солдаты. Я выложил все, что было в моем распоряжении. Оказалось, у меня пропало четыре предмета, в том числе и чертов противогаз. А я его выбросил сознательно.
Мои бумаги переходили из рук в руки: жандармы изучали их и ставили печати. В панике я предпринял идиотский шаг. Чтобы вызвать их расположение, я вытащил из патронташа девять неиспользованных патронов. Глаза жандарма загорелись. Он напоминал альпиниста, покорившего вершину.
— Вы отступали?
— Так точно, господин унтер-офицер.
— Так почему же не отстреливались? — рявкнул он.
— Так точно, господин унтер-офицер.
— Что значит «так точно»?
— Нам было приказано отступать, господин унтер-офицер. [309]
— Черт побери! — гаркнул он. — Что же это за солдаты такие? Спасаются, не сделав ни единого выстрела.
Бумаги опять пошли по рукам. Допрашивавший меня жандарм перелистал их, переводя глаза с замызганных страниц на мое лицо.
Я следил за движением его губ. Возможно, он отправит меня в штрафной батальон, и тогда меня ждет передовая, разминирование полей, лагерь, где теряет всякое значение слово «свобода», и запрещение переписки.
Я едва сдерживал слезы. Наконец жандарм вернул мне бумаги и солдатскую книжку, а тем самым и свободу. Штрафной батальон миновал меня. Беря свой ранец, я всхлипнул. Слезы показались и у солдата, что стоял рядом.
Толпа в изумлении взирала на меня. Чувствуя себя полным ничтожеством, я выбежал на улицу через дверь напротив и присоединился к товарищам. Они стояли под дождем в другом конце лагеря, а вовсе не нежились в мягких постелях, о которых мы мечтали. Струившаяся по спинам и плечам вода подтверждала крушение нашей мечты.
Несмотря на пощечину, которую мы получили от благодарной родины, нам еще повезло.
Вот такая действительность, за потерю военного имущества в армии вермахта полагался штрафбат. И рядовой был не мобилизованным, а добровольцем, немецкий гражданин с французскими корнями.
Это сообщение отредактировал Панталоны - 14.09.2023 - 08:21
yaplakal.com